Мартын Лацис - Дзержинский. Кошмарный сон буржуазии
Его приветливость и спокойный голос как-то располагали к откровенной беседе. Он попросил меня рассказать о себе, расспросил о службе в царской армии. Затем, объяснив цели и задачи ВЧК, заявил, что зачисляет меня на должность комиссара оперативного отдела. При этом он напомнил, что работа будет опасная, требующая самоотверженности. Но беседа с ним вселила в меня не страх, а убеждение, что работа в ВЧК – очень нужное дело для революции. Феликс Эдмундович умел, как никто, вливать в души людей мужество и смелость при выполнении самых опасных поручений. Так было и со мной.
Я стал работать в ВЧК с горячим желанием оправдать оказанное мне доверие. Феликс Эдмундович часто заходил в оперативный отдел, расспрашивал нас, учил, давал советы.
– Чекист должен быть правдивым, честным и дисциплинированным, – говорил он. – Вот, например, кто-то из вас выполнил задание. Возможно, ему захочется похвастаться, приукрасить свое сообщение, сказать, что он сделал больше, чем на самом деле. Или, наоборот, сочтет какие-то детали незначительными и умолчит о них. А ведь мы будем считать его сообщение совершенно объективным, чего-то не сможем учесть, и это повредит делу. Будьте дисциплинированными. Раз уж вам дано задание, нужно его выполнить.
Феликс Эдмундович не любил лишних разговоров.
– Если вам что-то поручили, значит, раскрыли какой-то секрет, – говорил он нам. – Если же вы об этом расскажете «по секрету» другому, третьему, то секрет перестанет быть секретом, а враг может воспользоваться болтовней.
Мне по нескольку раз в день приходилось бывать в кабинете у Ф. Э. Дзержинского. Как сейчас, вижу перед собой этот скромный, строгий, небольшой кабинет с двумя телефонами, простым письменным столом, покрытым красным сукном, а за ним высокого, слегка сутулого Феликса Эдмундовича. Когда бы я ни заходил к нему – утром, днем, поздно ночью, я всегда заставал его за работой. Невольно возникала мысль: когда же он спит? И спит ли вообще? Часа в три-четыре ночи Дзержинский ложился отдыхать тут же в кабинете за ширмой на простую железную кровать. Но стоило только открыть дверь, как он тут же вставал и снова был на своем рабочем месте.
Давая оперативные поручения, Феликс Эдмундович четко и ясно инструктировал, предупреждал о необходимой предосторожности. Но всегда напоминал при этом, что мы, чекисты, – представители Советской власти и в любых условиях должны вести себя так, чтобы не ронять своим поведением ее авторитета и достоинства, никогда не кричать на арестованного, не допускать никаких грубостей.
Сам Феликс Эдмундович говорил, не повышая голоса, спокойно. Мы никогда не слышали от него окрика или грубого обращения. Он не приказывал, но говорил с нами так убедительно, так четко определял свое требование, что мы сами понимали, как следует поступать в том или ином случае. Он умел в нескольких словах сказать многое. Объясняя задание, он всегда давал понять, почему данную работу хочет возложить на такого-то товарища и что эта работа именно ему по плечу. При этом Дзержинский предоставлял полную возможность проявить собственную инициативу.
Он часто говорил:
– Действуйте, смотря по обстоятельствам. На месте будет виднее.
Слушая сообщение о результатах проведенной операции, всегда бывал доволен, если сотрудник сумел проявить находчивость, не растерялся в сложной обстановке и нашел удачный выход.
Самые трудные и опасные операции Феликс Эдмундович проводил сам и своим бесстрашием, решительностью, смелостью всегда служил для нас примером.
Он не признавал никаких заявлений о трудностях при выполнении оперативных заданий.
– Разве трудное задание не должно выполняться? – спрашивал он и добавлял: – Если бы трудные дела мы откладывали и не стали бы их выполнять, то не было бы революции, и буржуазия продолжала бы властвовать над рабочим классом. А если трудное поручение передать другому, то от этого трудность не уменьшится. Трудности надо преодолевать, а не бояться их!
Со мной в начале 1919 года был такой случай. Феликс Эдмундович направил меня со сложным и ответственным заданием в Самарскую, Оренбургскую и Уфимскую губернии. Когда я ему сказал, что хорошо бы еще кого-нибудь послать вместе со мной, что одному мне будет трудно, он спросил:
– Вы рабочий?
– Да.
– Для рабочего ничего трудного не бывает. Он умеет преодолевать трудности и не боится их.
Для выполнения задания мне вручили мандат с особыми полномочиями. Мне были предоставлены такие права, что я смутился и обратился к Дзержинскому:
– Феликс Эдмундович, ведь я могу ошибиться. Вдруг превышу свои полномочия. Что тогда будет?
– Если вы ошибетесь в пользу государства, – ответил он спокойно, – то будет хорошо, спасибо скажут. Но если превысите свои права в личных целях, то вы сами знаете, что будет. Так что же вы спрашиваете?
В своей работе я не раз встречался с огромными трудностями. Еще в первые месяцы моей работы в ВЧК в 1918 году Феликс Эдмундович поручил мне и моему товарищу Спроги-су проникнуть в логово контрреволюции, обнаружить источник, питающий заговоры, раскрыть главных руководителей. Не было сомнений, что в них участвуют иностранные государства. Но кто именно?
– Отправляйтесь в Петроград, – сказал нам Дзержинский. – Надо влиться в контрреволюционные организации и найти нити, которые ими управляют. Ясно? Через две недели доложите обстановку.
Две недели в Петрограде мы отыскивали пути, как связаться с контрреволюционными организациями. Знакомились с бывшими офицерами и чиновниками, водили многих в рестораны, вызывая на откровенный разговор, но организации не нащупали. Через две недели вернулись в Москву с пустыми руками и со страхом ждали беседы с Дзержинским. Скажу прямо, чувствовали мы себя очень неважно и совсем, как говорится, носы повесили.
Феликс Эдмундович встретил нас, как обычно, приветливо. Рассказав о своих неудачных поисках, мы стали просить освободить нас от этого задания.
– Пошлите кого-нибудь поопытнее, – говорили мы, – у нас не получается.
– Кого же поопытнее? – ответил он. – Мы все пришли в ЧК одновременно – один месяцем раньше, другой позже. Нет уж, вы эту работу продолжайте – получится. Кто вам ставил условие: закончить все дело за две недели? Такого условия не было.
Он ободрил нас, заставил поверить в свои силы, и мы снова отправились в Петроград.
Прошли недели новых поисков, и нам удалось раскрыть не одну, а несколько контрреволюционных организаций и заговоров. Мы выдали себя за представителей московского контрреволюционного подполья, приехавших в Петроград для установления контакта с петроградским подпольем.
