В. Шелудько Составитель - Леонид Брежнев
— Значит, вы стали домашней хозяйкой?
— Сначала я не умела готовить. Но как-то сразу захотела научиться. И наверное, у меня к этому делу есть способности. Леонид Ильич, дети, да и все, кто бывал у нас, всегда хвалили мои приготовления… Леонид Ильич любил мои борщи. Знаете, украинские борщи есть разных типов: холодный и горячий, постный и на мясном наваре. Котлеты…
— У Леонида Ильича был хороший аппетит?
— Отменный. И всегда хвалил. Ему моя кухня очень подходила. «Лучше Вити никто не готовит».
Меня Викторией назвали потому, что в Курске, где я родилась, было много поляков, они жили по соседству, у них было много девочек Викторий. Ну и я стала Виктория. А сокращенно он звал меня Витя с первого дня знакомства.
Я много с ним ездила. В Индии была. С Джавахарлалом Неру встречалась. На слонах каталась. В митинге участвовала. Огромное поле — масса народа. Выступают Неру и Брежнев.
И во Франции была с Леонидом Ильичом. Там у меня конфуз вышел. Прилетели мы, торжественная встреча, а вдалеке демонстрация стоит с плакатами. И среди плакатов такое содержание: «Виктория Петровна! Вы — еврейка! Помогите своему народу! Пусть евреев отпустят на родную землю».
А мне неудобно. Я не еврейка, хотя говорили, что была очень похожа. И сказать, что не еврейка, неловко, еще подумают, что я от нации своей отказываюсь, как это у нас бывало.
Вообще, я вам скажу, действительно не любила я эти поездки и, если можно не ехать, не ездила. Ничего в них не видишь. Сидишь в машине и слышишь экскурсовода: «Повернитесь направо — Эйфелева башня, налево — собор Парижской богоматери». А выйти и провести хоть полчаса в соборе — нет времени. Все по верхам. Я так не люблю.
В. Брежнева, с. 468–470 [14].
* * *Я много о ней думала. Характер добрый, но нелегкий… Он был в молодости очень хорош собой. Яркий, широкий, подвижный. Любил поэзию. Знал наизусть Есенина, Мережковского. Мог девушкам головы морочить. Она рядом с ним была невыигрышна. Виктория Денисова, дочь машиниста паровоза. Стеснительная. Обыкновенная. Я, когда обвыклась в доме, иногда шутила:
— А не догнал ли, Виктория Петровна, Анну Владимировну, вашу маму, какой-нибудь интеллигентный еврей, пока ваш отец Петр Никанорович управлял паровозом?
Она смеялась. Оба они — Леонид Ильич и Виктория Петровна — были люди большой родни. Общность семьи была в их характерах, и может, она так сильно сроднила их. Витя без Лени обеда не начнет, если он обещал приехать на обед. Он без нее ничего в доме не решает. И вообще — все домашние дела держатся на его фразе: «А как Витя? А что Витя скажет? Спросите у Вити, она все знает»…
Он в молодости подавил ее внешностью, компанейскостью, актерством, чтением стихов, умением обаять. Она с самого начала осознала разницу: кто он и кто она. И взяла его тылом — он до какого-то момента был ей признателен за чувство дома, а потом она стала его вторым «я». Во всем, что касается дома. Представьте — большой, длинный, уставленный яствами стол. Во главе стола — Витя, слева от нее — Леня. По ее сторону сидят ее родственники, по его сторону — его родственники. Как по ранжиру.
Утром за завтраком он ест, она сидит рядом. Просто сидит, и ему спокойно. Ему делают укол инсулина — она должна быть тут. Друг без друга не могут. Вечером ждет до глубокой ночи, дремлет…
Она очень блюла место мужа в доме. Летом, на юге, после моря, после обеда хочется спать — нет, сиди за столом, жди, пока Леня приедет. Он приезжает непременно с букетом: «Это тебе, Витя».
«Витя — Леня», «Леня — Витя», — только и слышишь. Голубки…
За столом обычно сидела не только семья, но и доктор, и медсестра, и горничная. В доме было два повара: Слава и Валера. По двадцать лет у Брежнева работают. Виктория Петровна всегда следит за их работой. И говорит:
— То, что вы на курсах прошли, хорошо, но это — ресторанная еда. А в пищу, чтобы она была отменной, всегда нужно добавлять чуточку души.
У нее, наверное, природный кулинарный талант. С утра до вечера она, как пчелка, крутилась по хозяйству: соленья, варенья, моченья, сушка лечебных трав. Помидоры и огурцы солились бочками. А за столом — пельмени, пироги с вишнями!
Было у Виктории Петровны несколько коронных блюд, а среди них — варенье из крыжовника. Долго она с ним обычно возилась, но получалось у нее сказочно.
Поговорить о еде в семье очень любили. Даже за столом, когда ели. Вспоминали, как родители в печке готовили. Обсуждали борщи, каши.
Она очень заземленная. Ей приходилось переезжать с дачи на дачу, когда он был у власти, и в Днепропетровске, и в Молдавии, и в Москве. Знаете, какой был у нее первый вопрос? А есть ли там погреб? Какой он?
Всегда на кухне: перец с яблоками, перец в масле, домашние колбасы, сальтисоны, кровяная колбаса с гречкой. Вязала и внучке, и дочке Галине.
Внучку, Галину дочку, она воспитала сама, с первых дней. Девочку и назвали Викторией в ее честь. И племянников, и сестер-братьев своих любила. Отдавала им предпочтение перед родней Леонида Ильича.
Она в гости ходить не любила, а он к себе всех всегда звал.
«Андрюша Громыко зовет на обед», — скажет она.
«Хорошо. Но зачем к нему идти? Пусть он к нам на обед идет»…
Она политикой вообще не интересовалась. Вот выбрать хорошую баранину или свиную рульку — это пожалуйста. Пирог с вишнями замесить — пожалуйста. Его маме, Наталье Денисовне, сливки налить и яблочко приготовить — с удовольствием.
Наталья Денисовна (мать Брежнева) была своеобразная женщина. Ей было около девяноста. Я как-то зашла к ней в комнату — темно. «Не зажигай в свет, — говорит, — я на лицо маску из сливок положила, Витя посоветовала».
Наталья Денисовна тоже очень хорошо вязала, она на юге обычно вязала шерстяные тюбетейки от солнца: Лене, детям, охранникам…
Между собой Виктория Петровна с Леонидом Ильичом никогда не ссорились. Если что ей не нравилось, она умолкала и вся фигура выражала укор. Я никогда не видела ее плачущей. Подруг у нее не было. В доме тем не менее часто бывали жены Мазурова, Кулакова, Громыко, Устинова. Обедали вместе, играли в картишки.
Все было как-то нелогично: с одной стороны, дом — полная чаша, все посвящено плоти, с другой — подчеркнутая, я бы сказала, показная скромность: джинсы внукам нельзя носить, что люди скажут.
Мне хорошо одеться — нельзя, нужно поскромнее, чтобы не было разговоров. Сережки покупаю попроще. Брошку «нацеплять нельзя». Хорошо одеваться — некрасиво. Обнаженная Венера на картинке — это голая женщина, стыд какой. И Тетчер приводится в пример, мол, вот она скромно одета.
На продукты им выделялось четыреста рублей. Виктория Петровна никогда не давала кусочку пропасть. Батарейку не выбросит — а вдруг ее можно еще использовать…
