Дитрих Айгнер - Франклин Рузвельт. Уинстон Черчилль
В случае, если американская система не сделает то, что, по мнению Рузвельта, она должна сделать, т. е. служить на общее благо и создать каждому американцу приличное жизненное существование, тогда, конечно, реформируя, планируя, используя нетрадиционные средства, должно вмешаться правительство. Это уже веление здравого человеческого разума и человеческой порядочности.
Хотя Рузвельт, как известно, никогда не претендовал на теоретически законченную программу, что для него всегда значило «догматическую», в его предвыборных выступлениях, конечно, имелось очевидное противоречие, которое раздражало не только Гувера, несмотря на указания Рузвельта, что его реформаторские предложения носят лишь экспериментальный характер. В то время как пропагандируемый «Новый курс» должен был привести к более высоким государственным ассигнованиям, Рузвельт одновременно обещал положить конец скромной дефицитной расходной политике Гувера и снова вернуться к сбалансированному бюджету. Это была не предвыборная пропаганда кандидата, который когда-либо обещал своим соотечественникам все самое лучшее в мире, а это было выражение распространенной и разделяемой также Рузвельтом позиции, которая еще не знала научной теории как делать долги, а министра финансов примеряла к модели экономного отца семейства.
Из высказываний Рузвельта избиратели, кажется, поняли, что кризис подготовил страну для нового начинания Рузвельта, а доверие к Гуверу, республиканцам, деловому миру и традиционным концепциям разрушил. 8 ноября 1932 года Франклин Делано Рузвельт — 22 809 638 голосами против 15 758 901 — был избран 32-м Президентом Соединенных Штатов Америки, в то время как его партия получила большинство голосов в сенате (59 демократов и 37 республиканцев) и палате представителей (312 демократов и 123 республиканца). Рузвельт достиг своей цели. «Это самая великая ночь в моей жизни», — признался он, когда его обняла мать. Только Элеонор оставалась в общей суматохе и энтузиазме в связи с победой заметно сдержанной, ее волновало смешанное чувство. Как позже призналась, она ясно увидела, что победа ее мужа означала конец ее личной жизни. Она внимательно наблюдала за женой Теодора Рузвельта и знала, что значит быть женой президента.
Но еще оставалось почти четыре месяца до вступления в должность 4 марта 1933 года, когда Рузвельт формировал свой кабинет, работал над правительственной программой, избежал пуль во время покушения, которые смертельно ранили мэра города Чикаго; в эти месяцы он отказывался каким-нибудь образом взять на себя ответственность за отчаянные усилия Гувера сохранить страну в состоянии полного экономического застоя. Ибо распространяющиеся как степной пожар случаи краха банков все больше убеждали губернаторов отдельных штатов в феврале и начале марта 1933 года объявить «банковские каникулы». 3 марта, в пятницу, наступила явная паника, владельцы счетов начали толпами в еще открытых банках снимать свои деньги, чтобы спасти сбережения, что привело к полному развалу банковского дела. В связи с этой ситуацией, которая повергла страну в парализующее отчаяние, Рузвельт боялся, что предложение Гувера взять всю ответственность преждевременно на себя — это заманивание в ловушку; Гувер выразил свое подозрение в том, что Рузвельт отвечает на дальнейшее ухудшение бездействием, чтобы начать свое вступление на пост более эффектно.
В действительности Рузвельт взошел на национальную сцену 4 марта 1933 года как носитель блага и покинул ее только после трехкратного переизбрания в 1936, 1940 и 1944 годах — до сих пор единственный феномен в американской истории — в связи со смертью 12 апреля 1945 года.
Рузвельт как бы за одну ночь изменил настроение нации, потому что он преобразовал фактическое положение президента и федерального правительства. В значительно большей степени, чем даже при Теодоре Рузвельте и Вудро Вильсоне, Белый дом стал энергетическим центром всей американской правительственной системы, источником новых идей, движущей силой торговли, мотором социальных преобразований, а вместе с этим, в представлении Рузвельта, он стал олицетворением общего благополучия. Для большей части населения правительство впервые стало составной частью их повседневной жизни, центральным пунктом ожиданий и надежд. С первого дня его президентства проявились динамика, экспериментирование и руководящая воля Рузвельта. Свою речь при вступлении в должность 4 марта 1933 года он превратил в демонстрацию своей решимости принимать меры сразу же и, в случае необходимости, действовать на основе особых законодательных полномочий, если конгресс на чрезвычайном заседании не примет необходимые меры. Рузвельт только слово «leadership»[6] произнес пять раз. Одновременно он попытался заверить американский народ, что тот не станет жертвой могущественного рока. Единственное, чего должна опасаться нация, так это самого страха.
И по истечении первых ста дней его президентства, ставших знаменитыми, когда Вашингтон чуть не взорвался от активной деятельности, а конгресс в рекордном темпе одобрил большинство законопроектов президента, несмотря на некоторые неуспехи, неслаженность некоторых мероприятий и на растущую оппозицию слева и справа, он все время был в действии, вплоть до 1938 года в борьбе за «Новый курс», а с 1939 года против «Оси Берлин — Рим» и Японии. Хотя два больших события, затрагивающих американскую систему 30-х и 40-х годов, — Великая депрессия и попытка Германии, Италии и Японии нарушить мировой статус-кво — давали ему шанс для действия (ни один политик не может создавать сам условия для своих действий), но одновременно требовались особые политические способности Рузвельта, чтобы использовать этот шанс и трансформировать президентскую должность.
«Roosevelt ran the show»[7] до границ своих возможностей, которые даны президенту на основании американской конституционной системы, потому что он после двадцатилетнего изучения виртуозно овладел всеми ее правилами игры, объединяя мессианизм Вильсона с сильной политикой и необходимым талантом наглядной агитации для политического выживания в условиях демократии американского образца. Он мог, по-видимому, без устали исполнять одновременно несколько ролей, что всегда запутывало современников и историков в поисках «истинного» Рузвельта. «Рузвельт — сложнейшее человеческое существо, которое я когда-либо встречала», — так писала в своих воспоминаниях единственная во всех кабинетах Рузвельта женщина,уминистр по социальным вопросам Френсис Перкинс.
Если считать правдой, что проба силы президента состоит в его способности навязать конгрессу свою волю, то Рузвельт выдержал этот экзамен, по меньшей мере в начале своего правления, с блеском. Как ни один президент до него, он вырвал у конгресса законодательную инициативу и расширил в этом смысле законодательную функцию президентского ведомства. Он наводнил Капитолий особыми посланиями и законопроектами, в случае необходимости использовал право вето по отношению к решениям конгресса, очаровывал депутатов и сенаторов в личных беседах, использовал возможности для патронажа учреждений, когда было необходимо, оказывал давление на конгресс с помощью общественного мнения.
