Валентин Лесков - Сталин и заговор Тухачевского
30 мая Уборевичу, отрицавшему свою вину, устраивают очную ставку с Корком. Тот утверждал, что Уборевич с 1931 г. входил в «право»-троцкистскую организацию. Уборевич отвечал: «Категорически отрицаю. Это все ложь от начала и до конца. Никогда никаких разговоров с Корком о контрреволюционных организациях не вел». (Там же, с. 51.)
Выведенный из терпения, Леплевский вновь пускает в ход средства физического воздействия. Только после этого Уборевич признает участие в заговоре, называет соучастников, подписывает протокол допроса с признанием своей вины.
Все, что происходит в НКВД, быстро становится известным Гамарнику. Очень может быть, что ему даже намеренно сообщали, по прямому указанию Сталина. Видимо, последний не сомневался уже в его участии. И таким образом хотел лишить его душевного равновесия, побудить к опрометчивым действиям, которые при существовавшей слежке можно было быстро разоблачить и пресечь.
30 мая было принято официальное предложение Политбюро ЦК ВКП(б) относительно Якира и Уборевича: «Утвердить следующее предложение Политбюро ЦК: Ввиду поступивших в ЦК ВКП(б) данных, изобличающих члена ЦК ВКП(б) Якира и кандидата в члены ЦК ВКП(б) Уборевича в участии в военно-фашистском троцкистском правом заговоре и в шпионской деятельности в пользу Германии, Японии, Польши, исключить их из рядов ВКП и передать их дела в Наркомвнудел». Это «предложение», подписанное Сталиным, было тотчас отправлено для сбора подписей вкруговую ко всем членам ЦК и кандидатам в члены ЦК партии. Легко представить, как чувствовал себя каждый, когда к нему поступила такая бумага, начиненная «динамитом»! Не подписать, протестовать? Равносильно самоубийству!
Неизвестно, успело ли это «предложение» поступить на подпись Гамарнику. Хотя было бы логично прислать его ему в числе самых первых, чтобы увидеть его реакцию.
30 мая в первой половине дня к Гамарнику приезжает с визитом старый друг Блюхер. Он привозит предложение Сталина: чтобы Гамарник вошел в состав суда, которому предстоит судить Тухачевского. Они обсуждают вопрос, и Гамарник решительно отказывается. Блюхеру не удается его переубедить, и он уезжает ни с чем. Свой разговор Гамарник пересказывает жене, которой он вполне доверял, ибо она была настоящим боевым товарищем, членом партии с 1917 г., работала с ним в подполье Одессы против интервентов, участвовала в Гражданской войне, окончила Институт красной профессуры, близко общалась с Бухариным и его окружением, работала редактором-консультантом в московском издательстве, выпускавшем «Историю Гражданской войны в СССР». Очень взволнованный, Гамарник при этом воскликнул: «Как я могу! Я ведь знаю, что они не враги. Блюхер сказал, что если я откажусь, меня могут арестовать» (Волкогонов. Триумф и трагедия. Кн. 1, ч. 2, с. 263). Это был мучительный разговор и мучительные часы! В разговоре мелькали имена близких друзей: Блюхера, Якира, Уборевича, Гарькавого, Дубового, Картвелишвили, Муклевича, Левичева, Осепяна, Кирова, Орджоникидзе, Микояна. (Ян Гамарник. Воспоминания друзей и соратников. Москва, 1978, с. 166 и 186.)
Во второй половине дня 30 мая Политбюро ЦК ВКП(б) принимает другое важное решение: «Отстранить т.т. Гамарника и Аронштамаот работы в Наркомате обороны и исключить из состава Военного совета, как работников, находящихся в тесной групповой связи с Якиром, исключенным ныне из партии за участие в военно-фашистском заговоре». (Там же, с. 52.)
И это тотчас становится Гамарнику известно. В ночь на 31 мая у него происходит исключительно тяжелый приступ диабета. Вызвали медсестру, а также родную сестру — врача Ф.Б. Гамарник, участника Гражданской войны, доверенного человека. К утру больному становится легче. Он начал даже шутить, ибо другая сестра его, Клара Борисовна, член партии с 1929 г., работавшая в Прокуратуре Московской области, передала ему по телефону ободряющие вести.
Но к обеду прибыл крайне взволнованный Блюхер, его очень близкий друг. Они закрылись в спальне и опять тайно беседовали о чем-то очень важном. Затем Блюхер уехал.
О, гримасы судьбы! Знал ли он, что вскоре, вслед за Тухачевским, придет его черед?! Что по ордеру Ежова от 22 октября 1938 г. он сам будет арестован?! Что будут его остервенело допрашивать в НКВД, в том числе один из замов Ежова, сам Л. Берия?! Что из тюремной камеры Лефортовской тюрьмы, после ряда допросов, он не выйдет живым (11 ноября 1938 г.)?! Что окажет своим врагам отчаянное сопротивление при избиении, и они, вне себя от злобы, забьют его насмерть?! Мог предполагать! Но, конечно, не знал наверное, ибо от каждого закрыта его судьба!
А в пятом часу дня прибыли из наркомата двое сотрудников: новый начальник Управления кадров Наркомата обороны, бывший заместитель начальника Политуправления РККА, т.е. самого Гамарника, А.С. Булин (1894-1938) и армейский комиссар 2-го ранга Управляющий делами Наркомата обороны И. Смородинов. Они привезли приказ за подписью Ворошилова о смещении Гамарника с нового поста и увольнении из наркомата. Они пробыли у Гамарника не больше 15 минут. Эти посетители своему старшему коллеге передали важнейшую новость: все пропало, поднять военные училища, академии и воинские части на выступление в Москве не удается, всюду страшная слежка, всюду люди НКВД. Слежка действительно была всесторонней: за каждым подозрительным люди Ежова следили на службе и вне рабочей обстановки. Переодетые сотрудники «наружки» стояли у домов, фиксируя всех входящих и уходящих, а также длительность их пребывания у «объекта».
Поскольку операция вступила в завершающую стадию, Ежов лично руководил ею. Он разместился прямо в кабинете у Ворошилова, которому тоже не доверял, контролируя таким образом и его действия.
«Пролетарский маршал» со страхом и омерзением следил за разговорами «гнусного карлика». Он знал, что собственная голова висит буквально «на нитке»! Ибо его ближайшие сотрудники — участники антисоветского заговора!
Едва Булин вернулся в наркомат, как тут же вместе с другим видным соратником Гамарника оказался арестован. И тотчас Ежов дал по телефону своим людям указание: «Войдите на квартиру Гамарника и поступайте так, как я прежде распорядился!»
Сотрудники тотчас вошли и застали всю семью в сборе. Гамарник говорил жене и 12-летней дочери, что роковой момент наступил и следует сохранять достоинство и выдержку. Работники НКВД сказали: «Мы выполняем распоряжение наркома т. Ежова. Вы, Гамарник, отстранены от дел, ваш сейф будет сейчас опечатан. Ваши замы Осепян и Булин арестованы за участие в заговоре. Вам предписывается оставаться дома, пока ваша судьба не решится». Они на глазах семьи опечатали сейф и тотчас ушли. Тогда Гамарник сказал жене и дочери: «Я хочу остаться один». Они послушно вышли. Едва за ними закрылась дверь, как в комнате грянул выстрел. Когда жена и дочь вбежали, бывший заместитель наркома лежал мертвым. Он покончил с собой.
