Норберт Фрид - Картотека живых
Маленький коренастый Диего Перейра в синем берете и толстом шерстяном шарфе уже два раза заходил в контору.
- Никс? - махал он руками. - Все еще никс{9}?
- Знаешь ведь, что у нас только одна тележка, - сердито проворчал писарь. У него было работы по горло, а с этим сволочным испанцем, который упрям, как мул, и прикидывается, что не умеет говорить по-немецки, Эрих вообще не любил разговаривать. - Иди, помогай пока абладекоманде. Иди, работай!
Диего вытаращил большие черные глаза и ткнул себя пальцем в грудь.
- Я - тотенкоманда. Я хоронить из всех последних сил. Это мой работа. Писарь, ты умирал, я тебя закопать, живо, марш. Хочешь? А другой работа ausgeschlossen нем.)>.
Грек, сидевший напротив писаря, рассмеялся, и это еще больше рассердило Эриха.
- Перестань, Фредо, и немедленно гони его отсюда, я его видеть не хочу! - И, язвительно взглянув на Диего сквозь стальные очки, писарь по-мальчишески подразнил его: - Да здравствует Франко! Да здравствует Франко!
Фредо вскочил, едва успев удержать испанца, который устремился вниз по ступенькам, чтобы накинуться на писаря. Тот, зная, как силен Фредо, спокойно сидел на месте.
- Гони его, говорю тебе, гони! - повторил он.
Испанец напирал на Фредо и бурчал ему в ухо:
- Эх, ты, коммунист, а защищаешь нацистскую шлюху!
- Тебя защищаю, осел, - ответил тот и железной рукой оттеснил испанца к двери. - Это же писарь. Проваливай!
Диего вырвался из рук грека и, багровый от гнева, затопал по ступенькам. В дверях он остановился, обернулся и сплюнул.
- Я тебя похоронить, писарь. Факт, на сто процент!
Когда Диего вышел, писарь нервно оттянул воротник своей арестантской куртки, словно ему было душно.
- Подам на него рапорт, разделаюсь с ним. Сегодня же! А если ты будешь смеяться его дурацкой болтовне...
Грек уселся на свое место, напротив писаря, и пристально посмотрел на него.
- Герр писарь, вспомните, пожалуйста, о лагере нового типа. Диего и его люди - полезные работники. Карцера, порки, виселиц здесь уже не будет. Зачем же подавать на него рапорт?
Писарь замахал на него руками, в которых держал бумаги.
- И ты хорош гусь! Видишь, как я занят, а ты меня раздражаешь и задерживаешь. У меня и без того голова идет кругом.
- Вот потому-то вы нервничаете и поступаете неправильно, - невозмутимо продолжал грек. - Мы все здесь жертвы фашизма, так зачем же нам...
- И я? - хрипло засмеялся писарь и показал на свой зеленый треугольник.
- И вы тоже. Я вас уже достаточно хорошо знаю, вы немец, но не фашист. Мы наверняка доживем до того времени, когда окажется, что лучше быть не фашистом, а жертвой фашизма. Это вы сами уже давно поняли. Зачем же вы наживаете себе врагов среди заключенных? А что касается обилия работы в конторе, то почему бы вам не взять помощника?
Эрих наклонился над бумагами и делал вид, что не слышит.
- У меня нашелся бы для вас подходящий человек, - добавил Фредо и взялся за бумагу и карандаш.
- Хочешь пристроить сюда еще одного грека? - бросил писарь, не отрываясь от работы.
- Ну что вы! Вы же сами сказали, что они безграмотны.
- Это верно, - усмехнулся писарь. - Но изредка бывают и исключения.
Фредо слегка поклонился.
- Спасибо, писарь. Но на этот раз я имел в виду не грека.
- Француза?
- И не француза. Мне понравилось, что вы выдвигаете Оскара. Это правильный ход. Что, если бы усилить позиции лазарета тем, что взять в контору кого-нибудь, кому доверяет Оскар?
Эрих перестал писать.
- Венгра?
- Хотя бы и венгра. Но еще лучше, чтобы это был не старичок. Что вы скажете насчет кого-нибудь из новеньких? В большинстве они чехи и поляки.
- Вздор! Этих мусульман никто не знает. Оскар видел их даже меньше, чем мы. Все они на одно лицо, дохлые, уши торчком. Ты согласен посадить рядом с собой такого заморыша?
- В лагере нового типа все они быстро воспрянут духом и телом, не правда ли, писарь? А заключенный, который попадает в проминенты, поправляется скорей других, это вы сами знаете. У меня есть кандидатура.
- Ай да грек! - засмеялся писарь. - Я еще не знаю по имени ни одного из этих полутора тысяч, а у него уже есть кандидатура! Знает ли его хоть Оскар?
- Знает, и вы тоже знаете. Оскар - в этом я только что убедился относится к нему благосклонно. Справлялся я о нем и у других чехов. Все его знают, он кем-то был там у них, в Терезине. Его блоковый сказал, что он умеет петь. Мы сами убедились, что он хорошо говорит по-немецки и по-французски. Ну, вспомните-ка, это тот кинорежиссер.
- Знаю, знаю! - писарь отмахнулся. - Санитар Пепи приводил его сюда. Нет, эта кандидатура не годится: проминенты ни за что не простят мне, если я возьму в контору только что прибывшего новичка.
Фредо хитро улыбнулся.
- Проминенты вам не страшны. И вообще, разве вы боитесь кого-нибудь? А кинорежиссер -это солидный человек, с кинорежиссерами считаются. Помните, как тогда, ночью, Гастон сразу навострил уши? Если мы дождемся конца, кинорежиссер может оказаться влиятельной фигурой. Иметь его свидетельские показания в свою пользу - это... В общем, я бы на вашем месте, писарь, держал под боком такого человека. Если он поймет ваше стремление к новому духу лагеря...
- Ох и хитер! -смеялся Эрих, покачивая головой. - Ну и ловкач же ты, грек!
6.
Ровно в одиннадцать часов к комендатуре подъехал курьер в длинном сером дождевике, застегнутом донизу, с черной сумочкой на груди и автоматом за плечами. Он поставил мотоцикл и явился к рапортфюреру. Копиц сидел у себя, в жарко натопленной комнате. Он был без френча, из-под воротника и манжет рубашки выглядывала толстая фуфайка. Встав, он хлопнул себя по лбу.
- А я-то совсем забыл о тебе, приятель! Утром у нас тут была такая заваруха... Ты за зубами, да?
Снимая перчатки, курьер кивнул.
- Со вчерашнего дня в вашем лагере больше тысячи человек, так что и мертвых будет больше. Столько золота мы, разумеется, не можем оставлять у вас на целую неделю. Вдруг вы его пропьете?
Рапортфюрер усмехнулся. Выпить - ну что ж, неплохая идея. Надо же как-то вознаградить этого типа за то, что ему придется изрядно подождать. Копиц накинул подтяжки на плечи и подошел к шкафу. Там стояла початая бутылка, которую ему только что принес писарь. Он угостил курьера рюмкой шнапса и вышел в соседнюю темную комнатку, где спал Дейбель после ночного дежурства.
- Руди! - шепнул Копиц, зажег свет и присел на койку.
- Что случилось? - крикнул, откидывая одеяло, всклокоченный, заспанный Дейбель.
- Ш-ш! - Копиц приложил палец ко рту и кивнул на дверь: мол, мы не одни. - Утром ты мне докладывал... - Сонные глаза Дейбеля смыкались, и Копицу пришлось крепко потрясти его. - Не спи, тут важное дело! Утром ты докладывал мне, что в поезде было шесть мертвых и ты велел закопать их там же, около станции. - Дейбель кивнул.
