Карл Кунов - Свинцовый ливень Восточного фронта
Итальянцы, между прочим, оказались весьма достойными бойцами во время этой атаки на сильно укрепленную позицию русских. Возможно, наступательные операции больше подходили итальянцам, чем оборонительные. Мой отряд из примерно двухсот человек потерял около 25 процентов бойцов, хотя операция длилась лишь чуть больше получаса. Очень не хватало артподготовки.
Я уже упоминал, что среди многих солдат, убитых в этом бою, был мой лейтенант Ютерсонке; к тому же моя правая рука была разбита пулей, хотя я это не сразу заметил. Видя, что кровь сочилась из моего рукава, один из моих бойцов обратил на это мое внимание, после того как мы выполнили задачу. Пуля, которая прошила мою руку, срикошетировала от затвора моего автомата. Иначе она бы попала мне в тело. Мне очень повезло. То, что оба наших офицера были выведены из боя, было еще одним доказательством хорошего обучения русских снайперов, которые всегда первым делом стреляли в наиболее важные цели.
После этой атаки я понял одну вещь. В сражении «один на один» человек не чувствует страха, по-видимому, потому, что оказывается в ситуации, когда его ничего не отвлекает. Я не особенно боялся огня стрелкового оружия, потому что по опыту знал, что если в вас попали, то вы либо умрете быстро, либо выживете. Моей ахиллесовой пятой был огонь артиллерии, потому что я достаточно часто видел эффект от попадания шрапнели, чтобы знать, что она могла оторвать конечность. Я мог только представить, как ужасно, должно быть, жить без рук или ног или с другими тяжелыми ранами. Поздним вечером моя рота была отозвана назад, а я должен был доложить лично в полковой КП. Учитывая тяжесть моей раны, которая тем временем заставила мою пробитую руку сильно опухнуть, я первым делом пошел на пункт первой помощи. Появившись в полковом КП, я оказался награжден Железным крестом 1-го класса. Обер-лейтенант Лейтнер, полковой адъютант, использовал для церемонии свой собственный крест.
Позже адъютант нашего батальона, обер-лейтенант доктор Риттманнсбергер, рассказал мне, что серьезно рассматривался вопрос, могу ли я быть представлен к Рыцарскому кресту.
Всего два дня спустя дивизия была сменена итальянцами и отправлена на Кавказ. За эти три дня дивизия понесла следующие потери: убитыми: 9 офицеров, 16 унтер-офицеров и 58 солдат; ранеными: 15 офицеров, 55 унтер-офицеров и 359 солдат; пропавшими без вести: 1 унтер-офицер и 9 солдат.
Глава 7
Восстановление, отдых и резервистская скука
После прорыва с выступа на Миусе 198-я пехотная дивизия и группа армий А продолжали свой путь через реку Дон и на Кавказ. Первостепенной задачей наступления был захват нефтяных месторождений Кавказа около Майкопа, Грозного и Баку; конечной целью германского наступления на Кавказе был выход к Ирану и впоследствии соединение с африканскими частями Вермахта и союзников Германии на Ближнем Востоке.
Части группы армий А продвинулись на юг до горы Эльбрус, на вершине которой 21 августа горные стрелки ненадолго подняли флаг со свастикой. Там в конце лета германское наступление — с растягивающимися до предела линиями снабжения, нехваткой топлива и стремительно растущими потерями — замедлилось и остановилось. 198-я пехотная дивизия заняла позиции на Западном Кавказе, около Краснодара и Туапсе.
В течение конца лета и осени 1942 года линия фронта оставалась относительно стабильной. На севере группа армий В была остановлена на линии реки Дон, в то время как немецкая шестая армия пробивала себе путь в Сталинград. Здесь некоторые из немногих немецких войск за Доном сражались в течение осени, чтобы захватить этот разрушенный промышленный город на реке Волга. Им так и не удалось полностью захватить город, названный в честь советского диктатора. Сражение значительно ослабило немцев, которые не могли восполнить огромные потери, которые они несли… в то время как их советский противник мог.
Советы начали свое зимнее наступление в конце 1942 года, окружив шестую армию в Сталинграде и выбивая остальную часть группы армий В назад от Дона. Одновременно они атаковали, чтобы полностью изгнать немцев с Кавказа. К концу января 1943 года от четверти миллиона немецких солдат и солдат союзников Германии, окруженных в Сталинграде, осталось 90 000 — все они попали в плен к началу февраля. В течение нескольких недель, в более чем трехстах милях на юг, 198-я пехотная дивизия отступала через Кубань и пересекла Керченские проливы в Крым в течение нескольких месяцев жестокой, дорогостоящей борьбы.
С потерей шестой армии шансы немцев победить Советы исчезли. В лучшем случае они могли надеяться на ничью и переговоры.
Вспоминает Карл фон Кунов…Следующие несколько дней меня перебрасывали с одного места на другое, потому что полевые госпитали около фронта должны были заниматься более серьезными ранениями. Так, через некоторое время я оказался в небольшом госпитале в Вене; лечение моей руки проходило в очень известной больнице Биллрот, в том же городе. Моя рана была точно такой, которую пехотинцы называли «возвращающей домой». Она была достаточно серьезной, чтобы вернуть меня в Рейх, но не опасной для жизни. Вдобавок во время моего пребывания в больнице я не был обязан лежать в постели и мог свободно перемещаться.
Прибытие из Грибовки в Вену походило на то, как будто меня выдернули из грязной ледяной воды и положили в ароматную ванну. Раненый воин был, по крайней мере пока шла война, объектом подарков и всяческих привилегий, а венцы в этом плане были особенно хороши.
Мой небольшой вспомогательный госпиталь был расположен в 19-м районе — не самой бедной части города, как мне сообщили знающие люди!
Бывали приглашения всех видов. Мой госпиталь, как и многие другие, управлялся хозяйственной и привлекательной дамой, которая время от времени приглашала нас к себе домой или в ресторан. Безусловно, французский коньяк, который она предлагала нам в ресторанах, приходилось пить из крошечных кофейных чашечек, но c'est la guerre! Я также познакомился со многими приятными людьми — к примеру, молодой студенткой-актрисой из института Рейнхарда. Она пригласила меня прямо из общественного плавательного бассейна к себе домой. Ее мать содержала маленький магазин дамских шляп и была уроженкой Вены. Ее отец, которого я никогда не встречал, был болгарином.
Семнадцатилетняя девушка была маленькой красавицей, как и большинство ее сокурсниц из института. Ее мать немного ревновала к симпатичной дочери, но очевидно была очень озабочена ее невинностью, которая, как я понимал, была абсолютно священна. Мы действительно нравились друг другу, но я всегда оставался столь же стоек, как «Оловянный солдатик»[16].
