Федор Лисицын - В те грозные годы
Подготовка к прорыву ламско-рузского оборонительного рубежа началась в первых числах января 1942 года. Командование нашей армии сразу же приступило к перегруппировке войск с задачей сосредоточения главных сил на ее левом фланге. Пока производилась эта перестановка, действовавшие на правом фланге наши отдельные части продолжали с боями продвигаться вперед и в ряде случаев добивались успеха. В частности, неплохие результаты оказались у 62-й морской стрелковой бригады под командованием полковника В. М. Рогова.
В эту бригаду я приехал в ночь под Новый год. Военным советом армии мне было поручено на месте разобраться, насколько справедливы претензии ее командования к армейским тылам в отношении неполадок в материально-техническом и продовольственном обеспечении. Вместе со мной в бригаду прибыла группа представителей тыловых частей.
Было морозно. Дул сильный порывистый ветер. Деревня, где располагались тогда штаб и политотдел бригады, была сильно разрушена. В избах, оставшихся целыми, были полностью выбиты стекла. И хотя тепла в таких жилищах было немного, уставшие за' день краснофлотцы и красноармейцы заполнили их до предела.
Противник периодически вел по деревне артиллерийский огонь. Ему время от времени отвечала наша минометная батарея. Но, казалось, никто не обращал внимания на разрывы снарядов. Оно и понятно, дело привычное.
Зашел в одну из полуразрушенных изб. В ней разместились на отдых человек тридцать бойцов и командиров. Все места, где только можно было прилечь или присесть, были заняты. В русской печи, занимавшей добрую четверть избы, ярко горел огонь, но дым почему-то шел не в трубу, а тянулся к завешенным тряпьем оконным проемам.
Еще при подходе к дому сквозь выбитые окна я услышал оживленный разговор, который вели между собой находившиеся в нем морские пехотинцы. Но при моем появлении наступила тишина.
— Что замолчали, друзья? О чем беседовали? — поздоровавшись, спросил я.
— Да так, товарищ полковой комиссар, ни о чем особенном, — после непродолжительной паузы ответил за всех молоденький лейтенант. — Сначала о сегодняшнем бое говорили, о родных, знакомых. Словом, кто о чем. Вроде тихо пока, вот и занялись воспоминаниями. В бою-то особенно не разговоришься, а мы, моряки, поговорить любим. Вот и сейчас краснофлотец Сергеев рассказывал о своей службе на эсминце, а мы слушали. А до этого прошлый Новый год вспоминали, новогодние елки и все такое.
— Фашисты всю ночь ракетами лес освещают. Вот он какой, нынешний-то Новый год, — бросил кто-то из дальнего угла хаты.
Постепенно разговорились. От воспоминаний перешли к делам насущным. Я коротко рассказал о боевой обстановке в полосе армии, о намерении противника закрепиться и задержать наше наступление на реке Лама.
Как раз в то время, когда беседа подходила к концу и я уж было собрался пройти в политотдел соединения, в избу вошел военком Д. И. Бессер. Увидев меня, он доложил, что 3-й батальон бригады освободил деревню Званово и с ходу ворвался в Теребетово.
По усталому и вместе с тем необычайно оживленному лицу Бессера, по его лукаво улыбавшимся глазам нетрудно было догадаться, что он чего-то недоговорил.
— Продолжайте, товарищ военком. Я слушаю вас.
— У меня все. Остальное к бою прямого отношения не имеет.
— А что остальное?
— Да так, пустяки. Когда батальон ворвался в Теребетово, мы обратили внимание на одну избу, что на самой окраине деревни, на берегу речки Лобь. Комбату Кузьме Романовичу Ерошкевичу она показалась подозрительной: окна плотно занавешены, за избой — несколько машин. Не штаб ли? Послали туда группу автоматчиков и саперов. Подобрались наши ребята, открыли дверь, а в избе, как говорится, дым коромыслом. Несколько подвыпивших немецких офицеров готовятся к встрече Нового года. На двух составленных вместе столах множество всякой закуски, бутылки с вином. В углу сверкает разноцветными огнями новогодняя елка. Ну, офицеров ребята обезоружили, захватили в плен, а возле избы Кузьма Романович поставил часового, чтобы до конца боя никого не впускал в нее. Когда бой закончился, комбат пригласил отличившихся при освобождении деревни краснофлотцев, красноармейцев и командиров на новогодний праздник. Правда, Новый год еще не наступил, но все равно выпили вина, поздравили друг друга с победой.
В политотделе бригады мы вместе с военкомом Д. И. Бессером провели совещание, на котором кроме политотдельцев присутствовали многие политработники подразделений, офицеры тыла. Речь шла главным образом о конкретных мерах по устранению недостатков в обеспечении личного состава питанием. Зима стояла морозная, в таких условиях регулярное снабжение бойцов и командиров переднего края горячей пищей приобретало особое значение. Мне не один раз приходилось убеждаться, насколько повышалось боевое настроение личного состава, если на передовую регулярно доставлялись завтраки, обеды, чай. Истина, казалось бы, простая, не требующая особых доказательств, но тем не менее о пей постоянно приходилось напоминать.
Подготовка к прорыву ламско-рузского рубежа была завершена 9 января. А вечером этого же дня мы получили приказ командующего фронтом: с утра 10 января приступить к выполнению боевой задачи.
На главном направлении должны были действовать части и соединения 20-й армии. Здесь, на участке прорыва, наше командование обеспечило значительное превосходство в силах над противником. Так, в артиллерии мы превосходили его в три с половиной раза; в минометах — в четыре; в танках — в два и в пехоте — в три раза.
Рано утром 10 января после мощной артиллерийской подготовки вперед двинулись танки и стрелковые части. Однако выбить гитлеровцев из укреплений на западном берегу Ламы удалось не сразу. В первые дни боев наше продвижение было совсем незначительным.
Судя по всему, немецко-фашистское командование придавало этому рубежу исключительное значение. Позже станет известна директива Гитлера от 16 декабря 1941 года, в которой он требовал от командования группы армий «Центр» «заставить войска с фанатическим упорством оборонять занимаемые позиции, не обращая внимания на противника, прорывающегося на флангах и в тыл наших войск». Вероятно, именно этой директивой руководствовался командир 23-й фашистской пехотной дивизии, требовавший в одном из своих приказов, захваченных нашими разведчиками, защищать позиции на Ламе до последнего человека.
Сопротивление врага было сломлено лишь 15 января, после пяти суток ожесточенных боев. В тот же день вечером я с небольшой группой армейских политработников побывал во 2-й морской гвардейской стрелковой бригаде (так с 5 января стала именоваться наша бывшая 71-я морская стрелковая бригада). На КП этого соединения как раз находился начальник штаба армии генерал Н. Д. Захватаев. В нескольких словах он обрисовал мне обстановку, пояснил, что бригаде приказано продолжать преследование отступающего противника, не давая ему ни малейшей передышки.
