Софья Толстая - Мой муж Лев Толстой
Был Сергей Иванович, и так с ним просто, по-будничному, хорошо и спокойно. Говорил он с Сережей в моей комнате о переводе музыкального сочинения; Сережа его расспрашивал кое о чем.
Л.Н. объявил сегодня, что послезавтра он уезжает к Илюше в деревню, что ему в городе жить тяжело, что у него есть 1400 руб., которые он хочет раздать нуждающимся. Все это правильно, но мне так показалось грустно и одиноко жить одной с плохой Сашей и Мишей, которого никогда дома нет, что я просто расплакалась и умоляла Льва Николаевича не уезжать еще от меня, а пожить со мной хоть еще недельку. Если б он знал, как я слаба душой, как я всячески боюсь себя; боюсь и самоубийства, и отчаяния, и желания развлечь себя – я всего боюсь, себя боюсь больше всего… Не знаю, послушает ли он мою просьбу. Мне и при нем часто кажется так безрассветно, трудно жить на свете, так многое в семье, в отношениях с Л.Н. наболело, так я устала от вечной борьбы, от напряженного труда в делах, в доме, в воспитании детей, в изданиях книг, в управлении детскими имениями, в уходе за мужем и соблюдении семейного равновесия… Все это совсем незаметно для постороннего глаза, а для измученного сердца моего все это так заметно! Ведь разве не тяжело такое положение: Л.Н. мне постоянно внушает, что живет в Москве для меня, а ему это мученье! Значит, я его мучаю. А в Ясной Поляне он гораздо мрачней, ему все-таки самому жизнь в городе интересна и развлекательна и только иногда его утомляет.
16 апреляЛьва Николаевича лепил сегодня приезжий из Италии, итальянский даже подданный, князь Трубецкой. Он, кажется, считается хорошим скульптором. Пока ничего не видно, бюст начат очень большого размера. Л.Н. опять стал со мной добр, и мы в хороших отношениях. Вчера вечером я была в очень нервном состоянии, почти ненормальном.
18 апреляПриезжал Лева, вдруг продал дом через какого-то комиссионера и меня не предупредил. Мне стала страшна перемена, стали страшны хлопоты, жаль дома, и я его оставила за собой, сама теперь остаюсь почти без денег, с долгами за издание. Дом мне достается очень дорого, за 58 000 почти. Опять Трубецкой лепит Льва Николаевича, и теперь я вижу, что необыкновенно талантливо.
19 апреляСделали Тане очень болезненную операцию в носу, выдернули зуб и через отверстие сверлили нос и выпустили гной. Ей очень больно, она побледнела, ослабела, и очень ее жаль, хочется ее погладить, пожалеть, поцеловать, и ничего этого не делаешь, а только грустишь. – Отказала сегодня m-lle Aubert и уже взяла другую гувернантку Саше, которая присмирела. Льва Николаевича все лепит Трубецкой, и очень хорош бюст: величественный, характерный и верный. Наивный этот Трубецкой, весь в искусстве, ничего не читал и ничем не интересуется, кроме скульптуры.
Приезжал Сергей Тимофеевич Морозов, болезненный купец, кончивший курс в университете и желающий жить получше. Он дал для голодных крестьян Льву Николаевичу 1000 рублей. Мы едем с Л.Н. в среду к Илье в Гриневку, где Л.Н. будет жить и помогать нуждам крестьян в тамошнем околотке.
20 апреляОпять вынужденная суета жизни. Покупка дома прямо почти насилие надо мной; я видела, как Льву Николаевичу и детям было жаль дома, и Л.Н., никогда не высказывающий своего мнения, на этот раз прямо советовал мне его купить и даже сказал: «Жаль его продать». А мне он и дорог и невыгоден. Я здесь потеряла двух детей, и не очень-то я была счастлива эти последние годы моей жизни. Лучшее счастье в Ясной, первую половину моей замужней жизни.
Весь день провела по банкам, продавая бумаги и переводя деньги свои на Леву. Большое внимание нужно было, чтоб не продешевить бумаги и ничего не потерять. – Дома к обеду опять пропасть народу: Преображенский, Трубецкой, Бутенев. Соня Мамонова, Миша Кузминский; вечером княжны Трубецкие, Колокольцовы и Сухотин!
Л.Н. писал письмо о войне – ответ какому-то итальянцу. Не идет у него художественное произведение, трудно уж ему; притом он так привык проповедовать, что не может без этого жить. – После обеда он позирует для скульптора Трубецкого. Бюст художественно задуман и превосходно начат. Но, к сожалению, Л.Н. спешит уехать, и бюст останется не оконченным. Мы уезжаем послезавтра; я вернусь в Москву, а Л.Н. переедет потом в Ясную. Все холодно.
Немного подробностей о профилях, предложенных Вирджинией Сатир. Заискивающий? Финальная степень желания жертвовать самим собой ради отношений. В современном мире встречается регулярно. Особенно яркие примеры можно наблюдать, когда один из партнеров ведет себя уже крайне недостойно по отношению к другому и тем самым лишь подстегивает чувства потерпевшего. Подстегивает и в скором времени доводит их до «совершенства» в виде полного отстранения от своего «Я», отказа от счастья и благополучия для себя. Что на первый взгляд может показаться Иисусовыми страданиями, но отнюдь ими не является. Это лишь ловушка для партнера, желающего свободы, ловушка охотника, жаждущего обладать. При этом «страдалец», отказываясь от счастья для себя лично, будто бы отказываясь от любви к самому себе, становится исключительно не интересным для объекта своих чувств. Мы интересны другим только, когда мы интересны себе.
21 апреляСобирались завтра ехать с Л.Н. в Гриневку и Никольское к сыновьям, я так радовалась этой поездке, и весне, и внукам. Но поездку опять отложили до вечера, так как бюст еще не совсем окончен и жаль не дать его кончить, очень хорош. Поворот головы, характер всей фигуры, глаза – все это выразительно и прекрасно задумано, хотя та неоконченность, которой радуется скульптор, меня беспокоит. Лев Николаевич спешит особенно потому, что у него 2000 р. благотворительных денег, которыми он хочет помочь крестьянам в той местности, где хуже всего бедствие.
Утром была у нотариуса и в банке; вернувшись, укладывала свои и мужнины вещи. Закупила вегетарианской провизии, хлеба и пр. Вечером пришел С.И., и были очень интересные и даже оживленные разговоры между ним и Л.Н. Тоже участвовал Трубецкой. Говорили об искусстве, о делах консерватории, о краткости жизни и уменье так распоряжаться временем, чтоб каждая минута была употреблена значительно: для пользы, для дела, людей, – прибавляю от себя, – и для счастья.
Мне так радостно было видеть, что Л.Н. перестал враждебно относиться к этому прекрасному человеку. Теперь он занят печатанием разных дел, касающихся любимой им консерватории, нападает на неправильное отношение к делам консерватории директора ее, Сафонова, и, не ссорясь ни с кем и не боясь никого, служит только делу с своей честной и необычайно справедливой точки зрения.
Потом пришел В. Маклаков, и мы с ним философствовали о счастье. Вчера с Соней Мамоновой и сегодня с Маклаковым пришли к одному и тому же: счастье случайно и его мало; надо брать его, когда оно есть, благодарить судьбу за те малые мгновения этого счастья, не искать вернуть его, не скорбеть о нем, жить дальше, вперед, и даже в той будничной жизни с ее невзгодами находить удовлетворение, которое вполне возможно, если совесть спокойна, если живешь для дела, для людей, не делаешь ничего стыдного или безнравственного, не принужден раскаиваться.
