Евгений Весник - Записки артиста
Генерал по рации:
– Не стрелять! Подпустить на двадцать пять метров. Артиллеристам не работать!.. Всем, всем, всем! Стрелять только по моей команде!
Немецкая орава идет, идет, идет, не зная, что мы в подвалах. До нас остается метров сто.
Я понимаю, что придется изрядно пострелять… И если мы этого не будем делать, то с удовольствием это сделают пьяные немцы – они перебьют всех нас.
90 метров…Вспомнил рассказы очевидцев о том, как сдавался в «плен» подходившим к Москве фашистам народный артист РСФСР Всеволод Александрович Блюменталь-Тамарин, сын знаменитой артистки Малого театра Марии Михайловны Блюменталь-Тамариной. Происходило это в 1941 году под Москвой, в Новом Иерусалиме. Немцы все ближе и ближе подходят к даче, где укрывается невменяемый от алкоголя артист, – вот так же, как сейчас пьяные немецкие моряки к нам. И тут на крыше дачи появляется его собутыльник – батюшка местной церкви, с белым флагом в руках и с большой порцией спиртного в утробе. Он машет, машет флагом…
Однажды, находясь на наблюдательном пункте командира 5-й гвардейской артиллерийской бригады гвардии полковника Александра Федоровича Синицына, я своими ушами слышал обращение диктора немецкого радиовещания к русским солдатам на чистейшем русском языке с уговором сдаваться в плен и с обещаниями красивой, благополучной, сытой жизни под крылышком великого фюрера. Позже я узнал, что не то партизанами, не то солдатами воинской части этот диктор был пойман и повешен. А фамилия его Блюменталь-Тамарин, и звали его Всеволод Александрович!..
70 метров…Стреляют наобум, в надежде напугать возможного противника и расчистить себе путь! Неизвестно, непонятно, куда идут, зачем… Истерика? Общее помешательство? Ведь вся Восточная Пруссия в наших руках!..
Вдруг ожили не то в голове, не то в глазах, не то в сердце или одновременно и там и там кадрики-картинки детства. В городе Кривой Рог я часто ходил в гости к школьному товарищу Анатолию Зельдину, и каждый раз его мама угощала меня моим любимым молочным киселем. Нам было с Толей по 10 лет. Однажды его мама сказала, что, если она еще раз увидит у нас в карманах рогатки, из которых мы стреляли в чужих садах по воробьям, по яблокам, орехам и абрикосам (однажды за это мы испытали «прелести» соли, попавшей в мягкое место чуть ниже спины после того, как хозяин сада выстрелил из ружья), – она, мама Толи, больше не будет угощать киселем!
50 метров…Через несколько минут мы начнем… убивать тех, кто охотно убил бы нас. Идиотизм!.. Перед призывом в армию мне, студенту театрального училища имени Щепкина, довелось играть роль священнослужителя, поэтому помню наизусть немало текстов из Ветхого и Нового Заветов, произносившихся моим героем.
Из Ветхого: «Не убий».
Из Нового: «Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими». «А я говорю Вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую».
Вспомнил эти строки и представил себе, что генерал наш вместо команды «Огонь!» прочел бы их по рации! И стало на душе легче, потому что улыбнулся этим мыслям. А немецкая морская пехота тем временем продвинулась еще…
35 метров…Воспоминания пролетают значительно быстрее, чем пехота движется на нас: каждый шаг врага – это молниями памяти освещенные годы жизни. Недаром говорят, что перед смертью кладовая памяти буквально в течение нескольких секунд выбрасывает из себя и прокручивает «киноленту» всей твоей жизни, даже при закрытых глазах. Где же экран? На закрытых веках? В голове? Где «киноаппарат» памяти? Какие силы его запускают? Человеки безнадежно беспомощны: они не знают тайны происхождения не только собственного, но даже, скажем, червя или пчелы. Человеки не знают, как вылечить бронхиальную астму и религиозную разобщенность; они не знают, к чему приведет бесконечное, беспардонное ковыряние в теле Земли. А вот как эффективнее стрелять друг в друга – человеки научились. Мало того – тех, кто придумывает оружие все более и более массового уничтожения, холят, берегут. Научились обманывать друг друга и убивать, убивать, убивать…
30 метров…Сегодня 22 апреля, а Кенигсберг был взят 9 апреля. Перед штурмом города были часовая авиационная и артиллерийская подготовки. Одна из целей нашей артбригады – форт № 13. Весь город опоясан оборонительными бетонными фортами. Стволы наших орудий от большой огневой нагрузки стали красные…
Пехота пошла вперед, мы подтягиваем орудия, а командиры батарей, дивизионов и полков входят с пехотой в город для визуальной корректировки огня тяжелых орудий, стоящих в 3–5 километрах. Осматриваем разрушенный форт № 13. В нем оказался… склад людских и конских (!) противогазов. Смешно и горько! Зря стреляли по нему, по форту!
Вошли в город… Пожары, пожары… Особенно жарко в центральной части разрушенного красивого Кенигсберга. Для того чтобы проскочить отрезок дороги в какие-нибудь 50–100 метров или от дома к дому, приходилось обливаться водой и быстро-быстро пробегать это пространство. А если попадался брошенный велосипед – мчаться на нем между очагами огня.
Кто на какой улице – наши или враги, в этой кошмарной катавасии понять или предугадать было невозможно. Вдали улицы появилась большая группа немцев. Прекрасно помню название улицы: «Генерал Лицманштрассе»… Я и мой ординарец с рацией могли спастись, только спрятавшись в продырявленном осколками высоченном металлическом резервуаре с лестницей, к нему приставленной. Черт знает для чего предназначенном. Забрались в него. В дырки видны приближающиеся немцы. «Мизансцена» – ха-ха-ха! – зеркально похожа на наше теперешнее положение в подвалах на берегу Куршского залива. Разница была лишь в том, чтобы не выдать своего местонахождения. Не стрелять! Не дай Бог!..
27 метров…Вот-вот прозвучит команда: «Огонь!»
Вспоминаю, как немцы пробежали мимо резервуара. Мы видели выражение их растерянных, испуганных лиц. Слышали – ругаются между собой, жестикулируют, очевидно, не знали, кто и что ждет на следующей улице или за углом дома – свои или наши. Слава «мадам Удаче» – никому из пробегавших мимо нас не пришло в голову заглянуть в резервуар – ни в его дырочки, ни сверху. Пронесло!!!
Команда: «Внимание! Огонь!»
Из подвалов и с крыш домов заработали пистолеты, пулеметы, гранаты… «Орда» падала замертво, косяками. Стреляли все. Стрелял и я. Стрелял из пистолета… Прицельно!
Я не знаю, не помню, сколько времени прошло до падения последнего немецкого пехотинца. Позже говорили, что по всему побережью полегли несколько тысяч фашистов. Не хоронили. Был сильный шторм. Их унесло.
