Крысиная тропа. Любовь, ложь и правосудие по следу беглого нациста - Сэндс Филипп
Хорсту это не понравилось: «Вы поставили моего отца на одну доску с палачами Холокоста. — Это, на его взгляд, было категорически неверно. — Поэтому я не вижу смысла продолжать».
Мы достигли конца пути.
10. 1938, Вена
Должность Отто — рейхскомиссар — предусматривала власть, привилегии, кабинет в Хофбурге и портрет в главной нацистской газете «Фёлькишер Беобахтер». Вехтерам предоставили новый «мерседес» и дом (недавно приобретенная недвижимость в Берлине и дом Шарлотты в Клостернойбурге были проданы). В июле они переехали на виллу «Мендл», официальную резиденцию, полученную с помощью Георга Липперта — друга-архитектора, недавно примкнувшего к нацистам [192]. При вилле по адресу Валлмоденгассе, 11, имелся парк. Это был роскошный Девятнадцатый округ Вены. Раньше вилла принадлежала семье Мендл, основавшей знаменитую пекарню «Анкерброт» [193].
Выбор на рынке недвижимости был невелик, но Липперт «добыл нам дом еврейки Беттины Мендл» [194], как записала Шарлотта. Беттина Мендл, выпускница женского колледжа в Челтенхэме, управляла отцовским наследием. Страстная противница нацизма и умелая наездница, она отказалась участвовать в Берлинской олимпиаде 1936 года. При появлении германских войск она сбежала из Вены и добралась до Сиднея. Судя по воспоминаниям ее дочери, Липперт изначально был одним из ближайших друзей Беттины, часто бывал у нее на вилле, играл там в теннис, посещал с ней концерты и приемы. Теперь, втершись в доверие к нацистам, он добился реквизиции виллы и «передачи ее барону Густаву Отто Вехтеру» [195]. Дочь Беттины утверждает, что Вехтеры расхитили семейные сокровища семьи Мендл, включая коллекцию картин и старинный столовый хрусталь. «После Второй мировой войны предпринимались попытки привлечь Вехтера к ответственности за военные преступления», — продолжает она, — но ничего не вышло, потому что он «использовал средства, вырученные за имущество с виллы „Мендл“ и из другой подобного рода недвижимости для покупки себе безопасности» [196].
Вилла «Мендл» была, спору нет, «очень красива», но Шарлотта жаловалась, что она досталась им в плохом состоянии: жить можно было только в одном флигеле, все казалось, на ее вкус, «слишком старомодным, холодным и некомфортабельным» [197]. Впрочем, она отдавала должное просторной гостиной, богатой библиотеке и веранде с видом на изящный сад, прекрасно подходившей для приема гостей. Она оставила в роли смотрителей семью Баумгартнеров, «хороших стариков», быстро забывших прежних хозяев, наняла няню для детей («настоящее сокровище: мягкая, теплая, пышная») и кухарку.
В октябре Шарлотта отпраздновала на вилле «Мендл» свое 30-летие; Зейсс-Инкварт преподнес ей по этому случаю десяток роз. Месяц изобиловал концертами и кинопоказами: «Дон Карлос» в Венской опере, кинофильм «Под крышами Парижа», «Канцлер Тироля» в театре «Йозефштадт». В компании Зейсс-Инквартов она была представлена прибывшему из Берлина рейхсмаршалу Герману Герингу.
Работа Отто требовала разъездов по рейху и по Европе. В сентябре они с Шарлоттой побывали в Нюрнберге, где провели четыре дня на Десятом съезде национал-социалистической партии, «Съезде Великой Германии». На нем присутствовало три четверти миллиона человек — самое многолюдное, но и последнее сборище такого рода. Шарлотта перечислила в своем дневнике темы тех дней: «Пятница, 9-е: прославление политических вождей», «воскресенье, 11-е: слава СА!», «понедельник, 12-е: хвала вермахту». В завершающий день Гитлер похвалялся аншлюсом и приветствовал своих австрийских «борцов». «Сегодня, — заявил он, — вы стоите среди нас как фольксгеноссен и граждане Германского рейха», бывшие жертвы гнусного Версальского мира, двуличия «демократий», московских большевиков и еврейских паразитов, сосавших из Германии кровь [198]. Шарлотта поместила в семейном альбоме сделанный в темноте снимок несметной толпы.
Через несколько дней она отозвалась на Судетский кризис. «Чемберлен с фюрером, — записала она, — положение пугающее» [199]. Зейсс-Инкварт заверил ее, что войны не будет, но она все равно купила для всей семьи противогазы.
Отто засиживался на работе допоздна, и страх, что он опять завел отношения на стороне, портил Шарлотте настроение. 8 ноября она купила картину и скоротала тоскливый вечер в одиночестве. 9-го она явилась к Отто на работу (назвав потом собственное поведение «гадким»). Вечером она была в Городском театре на «Кромвеле» — новой пьесе, прославляющей «сильное руководство на службе единой нации» [200]. Если, возвращаясь из театра, она и заметила на венских улицах события Хрустальной ночи [201], то не отразила их в своем дневнике. Бегавшие по Вене члены партии грабили еврейские магазины, рушили синагоги, били, а затем арестовывали евреев.
Наутро она опять явилась к Отто на работу. «Снова я была грубой и гадкой», — пишет она об этой стычке [202]. Вернувшись к полудню на виллу, она весь день ждала мужа. Совместный вечер получился «страшным». Правда, не прошло и недели, как ее настроение улучшилось, вернулось спокойствие. Она побывала на концерте Моцарта и Бетховена (дирижировал Фуртвенглер), на оперетте «Летучая мышь». В канун Нового года появилась на Оперном балу в Фолькстеатре. «Потом — дома, ожидание полуночи в одиночестве» [203]. И все же 1938 год был «блестящим, принесшим в нашу жизнь великие перемены!.. Мы теперь большая страна, и у нас есть Фюрер».
Работа погружала Отто все глубже в сердцевину нацистской власти. Он часто ездил в Берлин либо с Зейсс-Инквартом, либо со своим коллегой Вальтером Рафельсбергом, который к концу 1938 года ариизировал, то есть конфисковал более 26 тысяч мелких и средних еврейских предприятий.
Кабинет государственного комиссара Отто находился во дворце Баллхаус, и в семейном альбоме было несколько фотографий, на обороте одной из которых он написал «снова в Вене!»: интерьеры, лестница, Зал конгрессов, портрет самого Отто в газете «Нойе Фрайе Прессе», кабинеты Отто и Зейсс-Инкварта, большая карта Австрии-Остмарк, зал заседаний, приемная. «Вид из моего окна на венскую весну» — надписал он еще один снимок. В своей работе он опирался на новые законы, принятые в подражание Германии. Не прошло и недели после аншлюса, как началась реформа государственных органов. Специальный декрет изменил структуру австрийской госслужбы, Berufsbeamtenverordnung, или BBV, и позволил Отто смещать с должности любого госслужащего [204]. Раздел 3 почти автоматически предполагал увольнение любого еврея и Mischlinge (частично еврея). Раздел 4 наделял Отто полномочиями увольнять или «отправлять в отставку» чиновников за «прежнее политическое поведение, вредное для нацизма». Решения Отто были окончательными, судебной апелляции не предполагалось.
