Владимир Герлах - Изменник
Вот после всего этого и верь Мееру! Перед Рамом стоял образцовый солдат, который умел себя вести и знал с кем имел дело! Не был подобострастным, как Граф, не лизал ему известного места, как Коп, не был лакеем как Холодов. Сразу было видно, что был раньше офицером. С любопытством Рам справился: «В двадцать одно играете?» И оказалось, что Галанин играл и даже любил эту русскую азартную игру. Сейчас же после ужина засели за карты и играли до утра, когда поднялся мутный серый осенний рассвет. Рам с удовольствием подсчитал свой выигрыш, сегодня выиграл много! 72 марки, из которых 62 проиграл Галанин, видно был с деньгами и их не жалел, играл неосторожно и с азартом, все хотел сорвать банк Рама и оставался в дураках. Разошлись сегодня поздно, перед сном Рам и переводчик уединились одни в канцелярии, где устроили без писарей совещание… говорил больше Рам, делился с Галаниным своими надеждами и опасениями: опасений было очень много, надежд никаких, но стало больше, когда пошли тоже спать. Рам в свой кабинет, Галанин к своим клопам и тараканам.
На прощанье Галанин рассуждал ясно и спокойно: «Все будет хорошо, господин фельдфебель. Положитесь на меня, я выведу на чистую воду этих бандитов и найду убийц Графа и Холодова. Кажется, я начинаю здесь кое что понимать. Виноватых здесь не может быть много, самое большое три, четыре человека. Если их отсюда убрать, спокойствие вернется. Спите спокойно и предоставьте мне действовать.» Удивительно успокаивающе действовал на больные нервы этот спокойный человек с серьезными холодными глазами, жесткой складкой упрямых губ. И Рам спал спокойно и даже радостно в этот день. С одной стороны большой выигрыш, а другой стороны новый, очень дельный переводчик. Даже во сне его видел. Держал за шиворот кого то маленького и жалкого и показывал на него пальцем: «Вот, он агитатор, господин фельдфебель! Узнаете вы его?» И Рам сразу узнал лицо пойманного преступника, который был в немецкой форме с немецкими знаками отличия, это был испуганный Меер! А потом, вдруг, увидел другой сон: Александру Жукову, которая расстегивала свою блузку, показывала ему свою маленькую розовую грудь и смеялась озорным смехом, странный многообещающий сон!
В двенадцать часов встали, сонные кое-как поели и сейчас же после обеда легли спать снова, теперь уже основательно до сумерек, когда начиналась служба, выдача продовольствия и обмундирования, боеприпасов, затем перекличка и ночное дежурство. Дежурство заключалось в том, что все немцы собирались в полном боевом вооружении на кухне и там ждали тревоги, в ожидании тревоги ели, пили и играли в карты. Тревога была почти каждую ночь, происходили несколько взрывов по железной дороге, идущей на ленинградский фронт, посылка на место взрыва патруля, который точно устанавливал место взрыва и донесение в Дно о повреждениях. Обыкновенно утром приходил поезд с рабочими и немецкими железнодорожниками, под охраной немецкой охранной роты и чинил путь, а в следующую ночь повторялось то же самое. Был это самый беспокойный участок и потери первой роты, по сравнении с другими ротами были всегда значительны.
В первый день Галанин спал только до обеда, во время обеда еще раз условился с Рамом о своей работе и настоял на том, что бы Рам сообщил по телефону всем взводным о его прибытии. Когда немцы легли спать, Галанин захватил с собой карабин, патроны и две ручных гранаты и пошел по полотну железной дороги к реке. Там стоял первый взвод, которым командовали одновременно унтер-офицер Вейс и лейтенант Жуков, защищал он самый важный опорный пункт, железнодорожный мост через реку Узу! Еще утром поднялся ветер и, разогнав осенние тучи, сразу затих, как будто исполнил задание. Стало тепло и чуть не жарко. Вдоль полотна в нескольких десятках метров выстроились в осеннем уборе свежевымытые деревья, которые горели и переливались теми драгоценными красками, которыми в последний раз блещет лес перед тем как раздеться для зимнего сна. Галанин чувствовал себя бодрым и веселым, от вчерашнего недомогания не осталось и следа. Очевидно вылечило вчерашнее пьянство со штабными русскими. С улыбкой он вспоминал каждого из них в отдельности, смешных и трогательных в своей грубой ласке. Да это были дети, которых легко было завоевать! Теперь торопился к Жукову, Красильников и Девятов могут обождать…
Скоро увидел мост, влево от него вдоль полотна земляные валы, дальше бараки потом река, за рекой по обе стороны моста бункера, на мосту русский часовой. Во дворе, за земляным валом, группа русских солдат, сидя на скамейках вокруг стола, внимательно слушала лейтенанта Жукова, объяснявшего им детали разобранного пулемета, невдалеке стояли два миномета, накрытые брезентом.
Когда Галанин вошел в ворота, Жуков радостно закричал: «Встать! смирно!» и подойдя к немецкому солдату, рапортовал, как офицеру: «Господин лейтенант! в первом взводе первой роты производятся занятия по изучению немецкого пулемета!» Почтительно пожал знакомую руку, бодро скомандовал: «Продолжаю дальше… слу-хайте! Значит так… этот замок чем знаменит? Он знаменит.» Объяснял, а мысли и взгляды его были направлены в другую сторону, в сторону его любимого отца и благодетеля… Раньше тоже его любил и уважал, в особенности, после того как Галанин его женил на своей приемной дочери, но теперь после того как он его предупредил о провокации Холодова, вдвое! Ведь шутка сказать, если бы не Галанин, лежал бы он вместе со своей Шурочкой в земле. Кое-как довел свои занятия до конца и подошел к Галанину, который в стороне внимательно следил за занятиями:
«Товарищ Галанин, ну и рады мы оба, мы узнали, что вы приехали еще вчера, и ждали вас весь день и всю ночь… Шурочка плакала с горя: порешила, что вы нас забыли.» — «Нет, Жуков, не забыл… разве после всего, что мы вместе пережили, можно забыть? Потом поговорим о всем. А где же ваш унтер-офицер Вейс?» — «Заперся от нас! Он нас, господин лейтенант, боится как чумы! У себя запирается, а когда на поверку выходит, все время за револьвер свой держится! Дерьмо какое то! все думает нас запугать! еще хуже чем Рам! а козырять ему первому требует! как будто я, лейтенант, ниже его, солдата!» — «Ладно! не волнуйтесь, Жуков! все знаю, вижу и слышу! в штабе батальона еще хуже! но поверьте мне — скоро всему этому безобразию конец! все переменится и мы, русские, свое возьмем!!» — «Да я и не сомневаюсь, Алексей Сергеевич! раз вы с нами, иначе и быть не может! идемте я вас к нему проведу!»
У Вейса на восточном фронте погибло два брата, поэтому русских он ненавидел всех! красноармейцев на фронте, мирное население здесь в тылу и солдат РОА в восточном батальоне, этих бывших военнопленных. Никак не мог понять новых приказов Аккермана, почему вдруг вооружили его вчерашних врагов, убийц его братьев, почему он должен их считать солдатами славной немецкой армии? Не хотел и не мог понять!
