Григорий Грум-Гржимайло - По ступеням «Божьего трона»
Действительно, последний раз мы дневали на р. Го-дабан дней восемь назад, пройдя за это время километров 225, и этот значительный переход без отдыха по горам не мог, конечно, не отозваться крайней усталостью на их силах. Следовало поэтому не только остановиться, но и дневать. К сожалению, на том крутогорье, по которому шли, мы не могли отыскать под бивуак подходящего места и должны были удовольствоваться небольшим выступом скалы над глубокой падью.
День 23 августа был ясный, но свежий, что-то не более 8° тепла в среднем. Это, впрочем, было и кстати, так как, в видах пополнения наших коллекций, мы решили возможно полнее использовать последнюю дневку в Нань-шаньских горах, а бродить по крутоярам в жаркий день, конечно, дело не легкое. К нашему величайшему прискорбию, добыча этого дня не оправдала наших надежд. Правда, казакам удалось убить трех куку-яманов (Ovis nahura), но это и все, чем в этот день могли мы похвастать. Брату попались одни лишь куропатки (Perdix sifanica Przew.), моя же экскурсия не дала ни одного интересного вида насекомых.
24 августа мы выступили далее. Первые шесть километров мы спускались с гольца по отрогу его между двумя глубокими падями, по которым стекали ручьи, впадающие далее в речку На-дао-гоу, причем тропинка продолжала хранить тот же характер, что и накануне, лепясь узкой, едва проторенной лентой по крутоярам. Впрочем, наши привычные лошади шли здесь легко и бодро, и только боязнь за верблюда заставляла меня иногда оборачиваться назад на Сарымсака, заботливо спускавшего неуклюжее животное по затвердевшей поверхности глинистых откосов.
Ущелье речки На-дао-гоу, куда мы, наконец, вышли, выглядело очень мрачно. Его замыкали на юге исполинские темно-серые скалы магистрального Ци-лянь-Шаня, ярко блестевшего на солнце своими снеговыми полями, а справа и слева теснили высокие, местами чуть не отвесные стены такого же дикого серого камня, на которых не было заметно ни клочка зелени. Бесспорно – оно живописно; но красота эта какая-то дикая и жуткая. На зрителя оно производит настолько подавляющее впечатление массой громоздящегося кругом камня, что он забывает любоваться причудливыми линиями подымающихся отовсюду скал и, отдаваясь какому-то безотчетному чувству, стремится вон из него, туда, где неба больше, где как будто дышится легче. Стены его кажутся на первый взгляд недоступными, но мы уже знали, вступая в него, что путь наш лежит именно через них, а не вниз по ущелью реки На-дао-гоу, которое чуть не на наших глазах превращалось в недоступную даже для пеших теснину.
Перейдя через речку На-дао-гоу, берущую начало в снегах магистрального Ци-лянь-Шаня и текущую в этом месте потоком шириной около шести метров и глубиной до 60 см, мы тут же вступили в горы ее левого берега по узкой, хорошо замаскированной со стороны ущелья теснине, вымытой небольшим ручьем в сланцевой толще.
Пока мы шли вдоль ручья, тропинка, забросанная щебнем, не отличалась особенной крутизной, но выше начался тяжелый подъем на перевал Шу-ба-чо, замыкавший теснину высокой, почти отвесной стеной, сложенной из пестрых мелкозернистых слюдистых песчаников. Мы одолели эту стену с большим трудом, причем потребовалось не менее получаса времени для того, чтобы собрать на седле перевала, имевшего 12285 футов (3745 м) абсолютного и не менее 2000 футов (609 м) относительного поднятия, только лошадей каравана, расползшегося чуть не по всем девятнадцати коленам подъема.
С перевала открылся величественный вид на обширную котловину длиной до шести километров, шириной до полутора километров, обставленную с трех сторон – востока, юга и запада – скалистыми горами, местами переходящими своим зубчатым гребнем за линию вечного снега. Только спустившись в эту котловину, я убедился, что перед нами дно не так давно высохшего моренного озера, которое и у китайцев носит соответствующее название – Хай-цзи, что, по-видимому, значит озерное место, урочище.
Спуск с перевала Шу-ба-чо был и положе, и короче подъема. Вершина его была лишена растительности, но далее стали попадаться площадки, поросшие кипцом и, как мне теперь помнится, Potentilla fruticosa. Сойдя к грубо, в виде пирамиды, сложенному памятнику на дне бывшего озера, мы круто повернули на северо-северо-восток и, пройдя в этом направлении пять километров, достигли высокого вала из огромных валунов – последней из ряда морен, оставленных ледником при его постепенном отступлении к югу. Абсолютная высота этой морены выразилась цифрой 11650 футов (3550 м).
На всем пройденном пространстве дно озера представляло совершенно выровненную поверхность мелкого желтовато-серого песка, местами влажного и поросшего мелкой осокой, местами же сухого и бесплодного, из-под которого кое-где торчали огромные валуны плотного серого известняка. По середине лениво строила свои воды, широко разлившись на рукава, небольшая речка, которая сбегает сюда с снеговой горы на юге по ущелью, по-видимому, некогда также служившему ложем для ледника. Часть ее вод поглощается песком котловины, часть уходит под камни первой морены, после чего вновь вырывается наружу из-под широкого вала последующей морены, образуя правую вершину речки Вань-сао-хэ.
Подъем на первую, а по времени образования – последнюю морену, сложенную из огромных валунов известняка, серого сланца и плотного зеленовато-серого песчаника, находится в ее западном краю, в том месте, где с нею сходится вал из камней, принятый мною за остатки боковой морены. Здесь, т. е. на абсолютной высоте 11650 футов (3550 м), появляется первая древесная и кустарниковая растительность, сопровождающая затем речку Вань-сао-хэ на всем ее протяжении до входа в гранитные щеки. Поверхность морены крайне неровная, так как рыхлые отложения не успели еще заполнить промежутков между каменными глыбами, которые и торчат здесь отовсюду своими выветрившимися фиолетовыми боками, резко выделяющимися на ярко-зеленом фоне сочной травы. Спуск с нее крут, но короток, после чего дорога идет по забросанному щебнем и валунами лугу вдоль берега небольшого, но глубокого резервуара, отличающегося необыкновенно красивым темно-голубым цветом воды. Северным берегом этому озерку служит вторая морена, столь же значительная, как и первая; затем следует еще две морены, из коих третья возвышается над четвертой, т. е. северной, самой древней, по крайней мере метров на 90; и наконец тропинка уже сбегает в ущелье помянутой речки Вань-сао-хэ, откуда пройденный ряд каменных барьеров, послуживших некогда плотиной для озера Хай-цзи, выглядит глубокой седловиной высокого хребта широтного простирания.
Ущелье Вань-сао-хэ, вымытое в зеленоватых и серовато-лиловых песчаниках и сланцах, остается весьма узким на протяжении первых четырех километров, где речка бурливо несется среди крупного щебня и валунов, которыми, впрочем, усыпано также и все дно ущелья, притом до того густо, что местами тропинка совсем исчезает под камнем. Травы оказались здесь дочиста вытравленными, равно пострадал и кустарник (Rosa, Rhododendron, Cotoneaster, Lonicera, Salix, Rubus, Potentilla), от которого остались кое-где одни лишь голые прутья. Мы догадались, кто здесь хозяйничал, когда вышли в циркообразное расширение ущелья, в котором застали до сорока яков, пасшихся под присмотром тангута. В этом пункте проводник предложил нам остановиться, но луг был тут до такой уже степени загажен скотом, что мы решили искать лучшего места для бивуака.
![Матвей Курилкин - Будни имперской стражи[СИ]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)