Борис Григорьев - Карл XII, или Пять пуль для короля
Открытие А, Сандклева стало называться «Делом о турецкой пуговице», ибо, по его мнению, кто-то украл (или нашел) эту пуговицу, отпилил от нее ушко, залил полость свинцом и забил в пистолет. Отверстие в шляпе короля соответствует диаметру этой пули, утверждает Сандклев, и если доказать, что в Швеции других таких пуговиц нет, то версия получает стопроцентное доказательство своей верности. А. Сандклев добавляет, что поскольку среди солдат и простого народа давно укоренилось поверье, что Карл XII от пуль заговорен, то убийца решил для его устранения использовать необычную пулю.
Мундир, который Карл XII надел в свой последний вечер, был новым и практически неношенным. Он был пошит в Турции, и пуговицы на нем были турецкого производства, как и на мундирах всех его солдат и офицеров, — доставить пуговицы из Швеции тогда не было никакой возможности.
В качестве дополнительного подтверждения своей версии Сандклев приводит воспоминания лейтенант-инженера Б. В. Карлберга, сопровождавшего короля в ту ночь в окопы. Прямо об убийстве короля офицер, естественно, написать не мог, но он знал об этом как об очевидном факте и постарался в тексте своих воспоминаний оставить отдельные «метки», которые А. Сандклев сумел разгадать.
А. Сандклев с оправданным подозрением относится к таким фигурам, как французы Мегрэ и Сигье. Уж слишком рьяно и истово принялись они сами при первом же павшем на них подозрении утверждать о своей невиновности. Особенно в этом отношении отличился Сигье: сначала он, будучи больным и находясь якобы в невменяемом состоянии, из окна своей стокгольмской квартиры всенародно объявил о том, что это он убил короля, а потом опомнился и самым решительным образом дезавуировал свои заявления. Никто из властей предержащих не удосужился заинтересоваться поступком француза, чье пребывание в ту злосчастную ночь рядом с королем никакой служебной необходимостью не вызывалось — если, конечно, его не подослал наследный принц Гессенский, которому он верно служил. Вернувшись во Францию, он привлек в качестве своего адвоката самого Вольтера. Полковник Филипп Мегрэ «отмывался» при содействии другого защитника — де ля Монтрайё, который в свое время посещал Карла в Бендерах и который в 1727 году прибыл в Швецию с целью сбора данных об обстоятельствах его гибели[266]. Материалы француза в значительной степени базировались на свидетельских показаниях бывшего адъютанта короля итальянского капитана К. Дж. Маркетти, также присутствовавшего в тот роковой вечер в траншеях Золотого Льва.
Лейб-медику Карла Мельхиору Нойману в 1720 году приснился сон, в котором он снова увидел своего повелителя и многолетнего пациента. В то время как Нойман во сне бальзамировал тело короля, тот сообщил ему, что был застрелен своими. Кем именно, король сообщить не успел. Тафельдекер Хюльтман, который так и не успел удостоиться своего повышения, наоборот, утверждает, что «Его Величество погиб от вражеской пули». Немецкий историк X. Шиллинг приводит такой факт, что за несколько секунд до смерти король вынул свою шпагу из ножен. Зачем? Чтобы от кого-то обороняться? Почему этого не видели и не слышали стоявшие внизу Мегрэ, Каульбарс и Карлберг?
В журнале «Техника молодежи» (№ 1 за 1989 год) Л. Вяткин приводит версию убийства короля, основанную, вероятно, на воспоминаниях потомка упомянутого выше Ю. Ф. Каульбарса — Н. Каульбарса или еще на каких-либо непроверенных данных. Согласно Л. Вяткину, король был застрелен из штуцера, найденного будто бы на квартире все того же Сигье (в тексте Сикре) и перешедшего потом в собственность автора мемуаров. Штуцер якобы был подобран Сигье на месте преступления (остается только выяснить, когда он успел это сделать и как ему удалось избавиться от орудия убийства, если, по всем показаниям свидетелей, француз появился у тела короля сразу после рокового выстрела и все время был на виду у свидетелей). Л. Вяткин сообщает, что штуцер — снайперская винтовка того времени — принадлежал сербу А(н)дрию (в «Русской старине» значится Адрей) Гудовичу, состоявшему на службе у Августа II, а в 1719 году перешедшему на службу к русскому царю (в «Русской старине» Н. Каульбарс пишет, что А. Гудович, скорее всего, был мастером, изготовившим штуцер). Мотивы покушения то ли А. Сигье, то ли А. Гудовича на жизнь шведского короля — месть за ту роль, которую тот сыграл в крушении Прутского похода русской армии в 1711 году. После военной неудачи Петра в Молдавии турки жестоко подавили национальное сербское восстание, и сербы якобы приговорили Карла к смерти. День гибели Карла — 11 декабря — выбран недаром: по православному календарю он является днем памяти Андрея Первозванного! Находился ли владелец штуцера в момент убийства шведского короля в Норвегии и каким образом он там мог оказаться, автор «сенсационной» и путаной версии ничего не сообщает[267].
Как справедливо замечает современный шведский историк Л. Вайбулль, недостатка в причинах, которые могли бы привести к заговору против короля, в то время в Швеции не было. Наибольшие подозрения вызывал, конечно, упомянутый выше гессенский зять Карла и супруг его младшей сестры Ульрики Элеоноры. Это он вынашивал планы занять шведский трон после Карла XII и строил всякие козни против своего голштинского претендента, племянника короля. За голштинцем стояла зловещая фигура барона Гёртца, и пока барон был в фаворе у короля, принц Карл Фридрих не осмеливался на решительные шаги. Но исподволь, не без помощи своего отца, гессенского ландграфа, он готовил почву для того, чтобы вступить в драку и, если понадобится, применить силу. Об этом недвусмысленно свидетельствует меморандум, оставленный по его указанию советником Д. Хейном у его супруги на случай «непредвиденных» обстоятельств. Как мы уже сообщали, советник Д. Хейн, вручив Ульрике Элеоноре документ, тут же поспешил покинуть пределы Швеции — до того «горяч» оказался меморандум.
Больше всех от смерти короля выиграл именно принц Гессенский. Л. Вайбулль полагал (1929 год), что, несмотря на отсутствие прямых доказательств причастности наследного принца Гессена к убийству свояка, существует целая «замкнутая цепь улик» в пользу этой версии. Ст. Булин (1930) идет дальше Вайбулля и уверенно называет Сигье (Сикре) убийцей Карла XII. Эти подозрения и обвинения только усилились благодаря тем мерам, которые гессенская партия приняла сразу после ухода короля[268]. Никто из исследователей не дал до сих пор ответа на вопрос: о каком заговоре сообщил Карлу XII начальник его тайной службы за несколько часов до полета роковой пятой пули короля?
Неожиданно «отличился» генерал-майор Карл Крунстедт, знаменитый артиллерист-новатор, вошедший в историю военного дела Швеции. Уже находясь на смертном одре, он покаялся своему душеприказчику Толльстадиусу в том, что принял самое непосредственное участие в покушении на жизнь своего любимого короля. Он якобы приготовил мушкет, снарядив его смертельным зарядом, и передал его офицеру лейб-драбанту по имени Шернруус, а тому осталось только навести мушкет на цель и нажать на курок. Генерал почил в бозе, а Шернруус как ни в чем не бывало, не подвергшись ни допросу, ни аресту, ни другому какому наказанию, сделал потом великолепную карьеру. Слуга церкви Толльстадиус, говорят, оставил после себя по этому поводу записку, но она затерялась, а экспертам достались копии, которые вызывают сильные сомнения в их идентичности с оригиналом. Впрочем, выяснилось, что Крунстедт в ту ночь в окопах не был, но все же...
