Светлана Бондаренко - Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники, 1985-1991
Б. Н.: Читательская почта… (Задумывается.) Что-то вообще было, но я как-то… Вы знаете, «Жиды…» — они как-то… Я сейчас вспоминаю, где больше диапазон был. Нет, все-таки по «Отягощенным злом» больше был диапазон. Ну, «Жиды…» — они как-то так восприняты… довольно спокойно в общем-то. Тут нет ни особых восторгов, ни особых инвектив в наш адрес. Я просто даже, честно говоря… мне даже не за что зацепиться, чтобы как-то поинтереснее на ваш вопрос ответить. Я не вспоминаю ни смешных писем, ни, наоборот, восторженных. Нету этого.
<…>
C. Б.: Борис Натанович, вы мне писали в последнем письме — я вам еще не ответила, я могу ответить устно. Вы мне говорили, что вашему поколению, так сказать, сломали хребет, и оно неспособно…
Б. Н.: Так.
С. Б.: А я как раз говорила о нашем поколении…
Б. Н.: Вспомнил наконец-то! Конечно, и Света в том числе! Я то ли два, то ли уже три получил письма, где в этой пьесе почему-то читатели обнаружили идею непротивления злу насилием. Вот и Света в том числе. Меня это страшно удивило. Ну я, в общем, могу себе, конечно, представить, что такая интерпретация возможна. Но мне кажется, что там, в общем, совершенно очевидно речь идет не о том, что люди не хотят сопротивляться злу. Речь идет о том, что они НЕ МОГУТ сопротивляться!
С. Б.: Борис Натанович, это люди того поколения, вашего поколения. А нашего? Вот старший сын…
Б. Н.: А люди вашего… Старший сын — он папенькин сынок. Он тоже сломан, он тоже забитый, вялый, рохля…
С. Б.: Мы не сломаны, мы просто так воспитаны…
(Дебаты, кто как воспитан.)
Ю. Ф.: Борис Натанович, но ведь не всему вашему поколению сломали хребет. Сопротивление же всегда было. Солженицын тоже ведь…
Б. Н.: Я же говорю не об отдельных представителях поколения, я говорю о ПОКОЛЕНИИ. О поколении! Поколение, растоптанное в 30-х годах, дало таких людей, как Солженицын и Сахаров. Они же из того поколения родом. Но это вовсе не характеризует поколение 30-х годов. Это «выродки» поколения 30-х годов. Это те самые фигуры, которые должны внушать нам оптимизм, и это те самые исключения, которые свободно подтверждают правило. И я думаю, что если ты анализируешь эту проблематику, ты, конечно, не должен забывать про Сахарова и Солженицына, но ты должен при этом понимать, что не они определяют лицо поколения.
В. Б.: Борис Натанович, там пропуск такой: там нет сорокалетних, там нет нас, которые успели чуть-чуть глотнуть шестидесятых годов и, может быть, этот перелом произошел не так сильно.
Б. Н.: Ну, Володя, что я могу вам сказать? Ну мало ли чего там нет! Конечно, там многого нет.
B. Б.: Я про то, сознательно все-таки вы сделали…
Б. Н.: Нет, я думаю, что несознательно. Нам нужно было обнажить некую идею, понимаете? Ведь что такое эта пьеса? Это реакция на эйфорию, которая охватила многих наших друзей. Мы эту эйфорию просто видим. Кажется, что все позади, что все проблемы решены, что все о’кей, что прошлое не вернется, что народ уже не тот. Вам что, не приходилось таких разговоров слышать?
М. Ш.: Сколько угодно…
C. Л.: Сами так говорили…
(«Людены» соглашаются, что да — было дело.)
Б. Н.: Нам — приходилось. И нам захотелось сказать, что все не так просто. И народ не тот, и назад вроде не повернуть — все это верно. Но ведь при всем при том — «нация рабов, сверху донизу все рабы», и никуда ты от этого не уйдешь, и нельзя, и преступно это забывать. И если вообще на кого-то можно надеяться, то надеяться можно только на 20-летних, которые всем хороши, но десантники, но омоновцы они! Они гангстеры по психологии своей. Опять же я имею в виду, конечно, массовую психологию, а не психологию отдельных людей.
В. Б.: У вас же получился даже не десант, не гангстеры, а…
В. К.: Люмпеновская!
В. Б.: …скорее стая.
Б. Н.: А?
В. Б.: Скорее — стая.
Б. Н.: Ну какая разница — стая… Это одно и то же.
М. Ш.: Конечно, это тоже в общем-то относится.
Б. Н.: Это оно и есть. Оно и есть — отсутствие принципов каких бы то ни было вообще. Если в мое время было сколько угодно людей совершенно аполитичных, которые, скажем, были совершенно равнодушны там к красным знаменам, к товарищу Сталину, — это на самом деле такими они и были, и политические принципы для них не существовали. Но для них существовали принципы… ну я не знаю… элементарной нравственности, принципы запорожцев, принципы бурсацкие хотя бы существовали там: «Сам погибай — товарища выручай», например. Уж куда ниже опускаться? А когда я современную молодежь наблюдаю, я чувствую, что у них и этого нет. Можно будет своего друга близкого продать на 25 рублей дороже — продадут. Какое-то полное отсутствие вообще каких бы то ни было нравственных канонов. Нет нравственности — вот такое впечатление сплошь и рядом возникает. Хотя при всем при этом — интеллигентные, хорошо одетые, с хорошо подвешенным языком, остроумные, вроде бы даже симпатичные. И внутри вот как… помните — Кельвин рассматривал кровь Хари? Вот там сначала крупные молекулы, потом меньше молекулы, потом атомы, а потом — бац! — пустота, ничего под атомами нет. Так и здесь. Вот, собственно, о чем шла речь в пьесе. Ну, конечно, мы не претендуем, господи, ни в какой степени на истину в какой бы то ни было инстанции и вообще не претендуем. Эта вещь, вообще говоря, она… Я не могу сказать, что эта вещь продуманная, это вот то, что называется — выстраданная. Это, в общем, написано не столько разумом, сколько сердцем.
<…>
Ю. Ф.: Многие посчитали эту вещь конъюнктурной и написанной под момент… что Стругацкие быстренько…
Б. Н.: Ну, во-первых, не быстренько.
Ю. Ф.: …подсуетились и написали эту самую пьесу.
Б. Н.: Я понимаю, что так можно понимать все это дело. И в каком-то смысле это, безусловно, так и есть. В известном смысле эта вещь — конъюнктурная, потому что она именно СЕГОДНЯ нужна. Я не знаю — может быть, завтра уже она и не будет иметь смысла. Ну, слова «подсуетились» — это не совсем то, конечно, что хотелось бы услышать…
М. Ш.: Это остается на совести Координатора…
Ю. Ф.: Да…
М. Ш.: …эта формулировка.
В. К.: Нет, это не на совести Координатора остается…
Ю. Ф.: …а на совести говоривших.
B. К.: Мне многократно приходилось слышать нечто подобное этому утверждению. К сожалению, мимо массового фэнства эта вещь пролетает…
Ю. Ф., М. Ш.: Пролетела.
Б. Н.: Ну, это не удивительно, Вадим. Эта вещь — совершенно не для массового фэнства. Она вообще, строго говоря, даже и не фантастическая. Так что массовое фэнство здесь вообще ни при чем.
C. Б.: Борис Натанович, такой вопрос. Много читали ваших интервью на тему: какие книги вам нравятся больше, какие авторы вам нравятся больше. А вот такой вопрос: за последнее время что вы прочитали, что вам понравилось больше всего?
