Теодор Гладков - Лифт в разведку. «Король нелегалов» Александр Коротков
Недели две спустя после снятия Серова[198] председателем КГБ был назначен Александр Шелепин.
С самого начала у Короткова отношения с новым председателем не сложились. И дело заключалось не только в полной профессиональной некомпетентности Шелепина, чье знание вопросов разведки и контрразведки не выходило за пределы некогда популярных «Рассказов майора Пронина» писателя Льва Овалова, довоенного кинофильма «Ошибка инженера Кочина» и послевоенного «Подвиг разведчика». Если бы только это…
Шелепин принадлежал к расцветшей махровым цветом при Хрущеве категории профессиональных комсомольских активистов. Причем, ее высшего, самого прогнившего эшелона. Как правило, то были статные, рослые, самоуверенные ребята с непременно мужественными, плакатными лицами. Обязательно — достаточно четко выраженной внешности коренной национальности данной союзной или автономной республики.
Сотрудники ЦК ВЛКСМ и ЦК союзных республик уже хорошо одевались, носили галстуки, любили обращаться друг к другу на «ты», но по имени-отчеству. В поведении — по отношению к начальству тактичные и умело льстивые, ко всем остальным — бесцеремонные и хваткие. Во время учебы они пролезали на выборные комсомольские посты, что позволяло им еще до окончания вуза по скупой студенческой квоте вступать по меньшей мере кандидатами в члены КПСС.
Потом следовала работа в комсомоле — от райкома до ЦК, что на Маросейке. По достижении предельного возраста в 28–30 лет они переходили на ответственную, конечно, работу в партийные и советские органы, или продолжали учебу в особых учебных заведениях: Высшей партийной школе, Академии общественных наук при ЦК КПСС, Дипломатической академии и Высшей школе КГБ. На производство по своей прямой специальности никто из них никогда не возвращался.
В пятидесятые годы выпускникам вузов, где имелись военные кафедры присваивалось звание младшего лейтенанта запаса, в котором они пребывали лет десять и снимались с воинского учета старшими лейтенантами при уходе на пенсию. Между тем комсомольским работникам через военкоматы присваивались регулярно очередные воинские звания, словно они состояли на действительной службе. Вот и получалось, что в Высшую школу КГБ они приходили по меньшей мере капитанами, а заканчивали майорами.
Еще этих добрых молодцев отличала невероятная хваткость. Они прекрасно разбирались во всех тонкостях официальных и неофициальных привилегий, потому придавали огромное значение любой мелочи, если за ней скрывалось определенное место в номенклатурной иерархии: в каком доме и какую квартиру предоставляли, в каком поселке выделяли дачу, какого цвета машину прикрепляли, на какую трибуну стадиона «Динамо» выделили билеты на международные матчи, и тому подобное.
Бывших комсомольских вожаков отличало невероятное обилие дружеских связей во всех сферах общества. Оно и немудрено. Унылое серое здание на углу улицы Богдана Хмельницкого (ныне снова Маросейка) и проезда Серова поставляло руководящих работников повсюду — от торговли до ЦК КПСС.
Коротков эту публику терпеть не мог. Но считаться с наличием «комсомолистов» во все возрастающем количестве в Центральном аппарате был вынужден. Приход Шелепина, кроме всего прочего означал накат настоящего «девятого вала» профессиональных комсомольских активистов на все управления, отделы и службы Лубянки.
Но не будем так уж изобличать Шелепина. Он был ничуть не хуже, а в некоторых отношениях и превосходил многих выходцев из комсомольского питомника. Был достаточно умен, образован, толков, обладал опытом организаторской работы. Тем не менее, все прекрасно понимали, что Лубянка для «Железного Шурика» (так называла за глаза Шелепина вся Москва) лишь трамплин для решительного прыжка на гораздо более высокие посты — секретаря ЦК партии, а то и члена Политбюро. Одно время ходили упорные слухи (правда, значительно позже), что Шелепина якобы «наверху» прочат в преемники самого Хрущева.
Разведчики и контрразведчики — участники Великой Отечественной войны (а таких тогда в Центре и на местах было еще много) не могли простить Шелепину и такого факта в его биографии: в 1941 году он, тогда первый секретарь МГК ВЛКСМ со спокойной совестью, от самого пламенного сердца, не дрогнувшей рукой отправлял на фронт и в немецкий тыл шестнадцатилетних московских школьников и школьниц, вроде Зои Космодемьянской, а сам всю войну просидел в уютном горкомовском кабинете. Полутора годами раньше он так же уверенно заверял характеристики молодым поэтам, студентам знаменитого ИФЛИ — Института философии, литературы и искусств, уходившим добровольцами на войну с белофиннами. Он же, разумеется, считал себя незаменимым в кресле секретаря вузовского комитета ВЛКСМ…
При распределении обязанностей между председателем КГБ и его заместителями Шелепин оставил за собой руководство главными управлениями разведки и контрразведки, еще некоторыми подразделениями, в том числе (и это весьма многозначительно) — управлением, в функцию которого входила охрана и обслуживание руководителей партии и правительства.
Представителя КГБ в Германии генерал-майора Александра Короткова председатель невзлюбил сразу и навсегда. За самостоятельность, авторитет со всех структурах госбезопасности, за репутацию выдающегося разведчика, наконец, даже за длинную планку боевых орденов. Масла в огонь подлил один из руководителей разведки, давно завидовавший Короткову. Он внушил Шелепину, что, находясь в Берлине, Коротков якобы работает не столько на КГБ, сколько на руководство ГДР. Доказательство, вернее, одно из доказательств, выглядело для непосвященных убедительно: «Доброжелатель», будучи по делам службы в Берлине, ревниво подметил, что с Вольфом, и с Мильке, и даже с самим Ульбрихтом Коротков был на «ты». Он просто не знал, что такое обращение — давняя, с боевых двадцатых годов, традиция немецких коммунистов! А по отношению к Короткову (которого все они знали по пятнадцать-двадцать лет) еще и особое проявление уважения, как к товарищу по общей борьбе.
Коротков действительно пользовался и в Министерстве государственной безопасности, и в Совете министров ГДР, и в Центральном комитете СЕПГ огромным, непререкаемым авторитетом, хотя, разумеется, дело не обходилось порой и без разногласий, споров и даже конфликтов. Как и положено при серьезной, государственной по значению совместной работе.
В октябре 1959 года широко отмечался десятилетний юбилей Германской Демократической Республики. Ряд работников советских учреждений был награжден орденами и медалями ГДР. Генерал-майор Александр Коротков был удостоен второго по значению ордена — «За заслуги перед Отечеством» в золоте.
