Инга Мицова - История одной семьи (ХХ век. Болгария – Россия)
Подошло время заняться и наследием Пирогова. Из папиных записок:
«Теперь (в 1970-е. – И.М.) я решил работать над вопросами участия русских медицинских работников в освобождении Болгарии от османского ига. Разыскал все места, где Н. И. Пирогов побывал в Болгарии во время Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. При финансовой помощи Болгарского Красного Креста были воздвигнуты в память Пирогова 26 обелисков и несколько ротонд с надписями. Единственный самостоятельный, поставленный болгарами медицинский памятник – среди 400 русских памятников в Болгарии – это памятник в Плевене».
Да, в освобожденной от турецкого рабства Болгарии все памятники павшим воинам поставлены самими русскими – и только в Плевене, доверху наполненный костями погибших, высится прекрасный мавзолей, построенный на средства болгар. Папа решает, что следует напомнить о том далеком прошлом.
Как мы издевались над ним! «Ох уж этот твой Пирогов, – говорила мама. – Житья от него нет». Папа в это время ездил по всей стране, с точностью военного изучал местность, историю и расставлял небольшие пирамиды из фанеры с красным крестом наверху и надписью, сообщающей, что здесь был Пирогов в 1877 году, здесь – в 1878-м. Здесь была больница, где он сам оперировал. Папа мог говорить о Пирогове часами, но слушали мы вполуха. Сейчас, наверное, уже ничего не осталось от этих обелисков, да и что могло остаться – крашеная красная фанера с красным крестом и полумесяцем наверху, за железной резной решеткой?
Доктор Кирилл Игнатов, многолетний министр здравоохранения, впоследствии – председатель Болгарского Красного Креста, вспоминает:
«В связи со столетием участия великого ученого-медика академика Н. И. Пирогова в Русско-турецкой войне и пребывания его в Болгарии, по инициативе и при активном участии профессора Мицова был создан Пироговский комитет.
Профессор Мицов нашел и описал путь Пирогова в Болгарии и определил места его пребывания. В 1974 году предложил ЦК Болгарского Красного Креста создать и поставить обелиски, которые и были поставлены в 1977 году на всех местах, где были перевязочные пункты и лазареты – в Плевенском, Русенском, Велико-Тырновском округах, которые посещал Пирогов. Под руководством профессора Мицова был создан музей на месте, где в 1877 году была расположена русская военная больница № 69, около села Бохот, в которой Пирогов работал наиболее продолжительное время. Музей “Полевая больница” был торжественно открыт осенью 1977 года. Профессор Мицов – организатор и сценарист документального фильма о Пирогове, снятого в СССР и Болгарии Красным Крестом».
У меня хранятся четыре книги о Пирогове, написанные папой, отражающие разные этапы деятельности великого хирурга, профессора Военно-медицинкой академии. Но вот – очередное потрясение, когда я недавно, в феврале 2006 года, узнала, что папа написал сценарий для документального фильма о Пирогове. Раздался телефонный звонок:
– Завтра по «Культуре» будут показывать фильм о Пирогове. Здравко Васильевич – сценарист этого фильма. Ты знаешь?
Я не верила.
– Ты что-то путаешь.
И вот теперь, изучая попавшие в мои руки папины письма и воспоминания о нем, я узнала: да, все точно, папа писал сценарий, и фильм был снят… А тогда, когда он этим занимался, – тогда я неслась, летела, спешила куда-то, о папиной жизни не зная ничего…
Где-то в начале 1970-х мы встречали приехавших из Киева мою двоюродную сестру Таточку с Госей, ее вторым сыном, ровесником Сережи. Софийский вокзал был для меня связан только с горестными расставаниями и никогда со встречей. Радость встречи начиналась с Русе, к Плевену начиналось нетерпение и достигало апогея, когда, проскочив 23 туннеля, поезд выскакивал в софийскую долину… Колеса стучат весело, мелькают вагоны, стоящие на запасных путях, вот уже и маленькие грязноватые улочки, маленькие домишки, мелькнул трамвай… Мама с растерянными, радостно-напряженными глазами… Вокзала не существует, вокзал кончается в тот момент, когда я выскакиваю на перрон, минута – не больше. Зато прощание – невыносимые муки на перроне, вглядывание в лицо мамы… Всегда кажется, что я вижу ее в последний раз. Наверно, я перенесла смерть мамы и не умерла потому, что боль прощаний повторялась ежегодно – с 1952 по 1978 год. И после ее смерти эта боль растянулась на годы и родила во мне ощущение двух параллельных миров, существование которых я чувствовала очень остро: мира, где находилась я, и мира, куда ушла мама.
Но тогда я стояла рядом с мамой, спокойно вглядываясь в мелькавшие мимо вагоны. Через несколько дней после встречи папа увез всех нас в Плевен, оставив маму в Софии. Нас приняли как гостей – кормили в прохладном ресторане, поселили в домике в Кайлыке, под Плевеном. Это был небольшой одноэтажный дом, предназначенный для отдыха партийных деятелей – пропитанный палящим солнцем, с тихими голосами прислуги, с жужжанием пчел за воздушными занавесками, с яркими болгарскими шерстяными коврами. Мы провели в этом доме дня два, а потом папа повез нас в горы. Нам предоставили маленький автобус. Будто спущенный только что с конвейера, автобус сверкал, подушки были чистыми, мягкими. Шофер, молодой парень, тоже как новенький, радостно улыбался, будто ему доставляло необыкновенное удовольствие везти нас в горы.
Шофер едет очень быстро, но аккуратно по шоссе Плевен – Ловеч. По дороге папа попросил свернуть на проселочную дорогу. Было видно, что папа неоднократно бывал здесь. Недоезжая села Бохот, он велел остановить машину. Мы вышли неохотно – собрались в горы, а тут папа – вечно он со своими рассказами. И жара.
Мне в голову не приходит, что это и есть папина Родина, что он вырос здесь и только 18 лет провел в России. Я-то полагаю, что Плевен для него – почти как для меня: интересно, но не родное. А село Бохот – и вовсе непонятно зачем.
– Бохот, – говорит папа и усмехается. – Бохот… При турках до освободительной войны жили в землянках. Но село было большое, до двухсот жителей, и школа была.
Папа говорит, а я смотрю на село. Большие двухэтажные каменные дома, красные черепичные крыши. Дома мне очень нравятся, чувствую, как в них тихо и прохладно, окна плотно задернуты белыми полотняными шторами, в комнатах на полу коврики, в полутемной кухне отливают золотом медные котелки… Я оглядываюсь в поисках тени – мы стоим прямо на дороге, неподалеку от автобуса. Папа в форме, расстегнул китель, снял фуражку, медленно вытирает голову.
– В Бохоте было много вязов, русский художник нарисовал под этими вязами отдыхающих русских офицеров, и сейчас есть старинный вяз, он объявлен историческим памятником и охраняется.
