Владимир Ленин (Ульянов) - Полное собрание сочинений. Том 38. Март-июнь 1919
Печатается по тексту брошюры; послесловие– по рукописи
Теперь как раз, когда нам удалось восстановить Интернационал революционный, Интернационал Коммунистический, теперь как раз, когда советская форма движения сама собою стала программой и теоретической, и практической для всего III Интернационала, когда это сделано, – именно теперь уместно вспомнить об общем развитии Советов. Что такое Советы? какое значение имеет эта форма, созданная массами и не придуманная кем-либо?
Только с этой точки зрения можно правильно, мне кажется, оценить и те задачи, которые перед нами поставлены уже, – перед завоеванной пролетариатом властью, и то выполнение этих задач, которое мы в течение последнего года, имея уже диктатуру пролетариата в России, пытались дать и давали.
Только с точки зрения общей роли Советов, их общего значения, их места во всемирном историческом развитии можно понять, в каком положении мы оказались, почему мы должны были действовать так, а не иначе, и чем надо проверять, глядя назад, правильность или неправильность наших шагов.
А такие более общие, более широкие или более далеко идущие взгляды нам сейчас вдвойне необходимы, потому что партийным людям приходится теперь в России страдать иногда и замечать недочеты, недостатки и неудовлетворительность своей работы оттого, что практическое выполнение неотложных, текущих, очередных, злободневных задач управления, которые на Советскую власть легли и ложатся, часто отвлекает, засоряет внимание, заставляет нас, вопреки всем нашим усилиям, – тут против условий деятельности ничего не поделаешь, – слишком много внимания уделять мелким частностям управления и забывать общий ход развития всей пролетарской диктатуры в мировом масштабе, ее развитие через власть Советов, вернее сказать, через советское движение, через блуждание пролетарских масс внутри Советов – то, что мы все пережили и забыли – и через попытку внутри Советов осуществлять диктатуру.
Вот какие трудности легли на нас, и вот на какие общие задачи, на мой взгляд, надо стараться обратить внимание, чтобы самих себя, по возможности, вырвать несколько из мелочей управления, ложащихся на каждого человека, занятого практической советской работой, и чтобы понять, какой большой шаг осталось нам сделать – нам, как отряду всемирной пролетарской армии.
Победить в мировом масштабе полностью, окончательно нельзя в одной России, а можно только тогда, когда во всех, по крайней мере, передовых странах или хотя в нескольких из крупнейших передовых стран победит пролетариат. Только тогда мы сможем с полной уверенностью сказать, что дело пролетариата победило, что наша первая цель – свержение капитализма – достигнута.
Она была у нас осуществлена по отношению к одной стране и поставила перед нами вторую задачу. Если власть Советов осуществлена, если буржуазия свергнута в одной стране, второй задачей является борьба в международном масштабе, борьба на иной плоскости, борьба пролетарского государства в среде капиталистических государств.
Положение чрезвычайно новое и трудное.
А с другой стороны, если власть буржуазии свергнута, главной задачей становится задача организации строительства.
Желтые социалисты, которые теперь, собравшись в Берне, собираются осчастливить нас визитом знатных иностранцев, более всего любят бросать фразы вроде такой: «Большевики верят во всемогущество насилия». Эта фраза показывает только, что бросают ее люди, которые в пылу революционной борьбы, когда их целиком давит насилие буржуазии, – смотрите, что делается в Германии, – не умеют свой пролетариат научить тактике необходимого насилия.
Есть условия, при которых насилие и необходимо и полезно, и есть условия, при которых насилие не может дать никаких результатов. Бывали примеры, однако, что это различие не усваивалось всеми, и об этом говорить надо. В Октябре насилие, свержение буржуазии Советской властью, удаление старого правительства, революционное насилие дало блестящий успех.
Почему? Потому, что массы были организованы в Советах, во-первых, и потому, во-вторых, что неприятель – буржуазия – был подкопан, подорван, размыт длинным политическим периодом с февраля по октябрь, точно кусок льда весенней водой, и уже внутренне был совершенно обессилен. И движение в Октябре, если сравнить хотя бы с теперешним революционным движением в Германии, так легко дало у нас полную, блестящую победу революционного насилия.
Можно ли предполагать, что такой путь, такая форма борьбы, легкая победа революционного насилия осуществима без этих условий?
Так предполагать было бы величайшей ошибкой. И, чем крупнее революционные победы, в известных условиях одерживаемые, тем чаще является опасность, что мы дадим себя обольстить этими победами, не думая хладнокровно, спокойно и внимательно над тем, при каких условиях это было возможно.
Когда правительство Керенского, коалиционное министерство Милюкова мы истрепали, можно сказать, по ниточке, испробовали, как их сажать на министерские места во всех комбинациях, заставили их проделать министерскую чехарду справа налево и слева направо, снизу вверх и сверху вниз, то оказалось, что, как они ни садились, они в музыканты не годились, и тогда они полетели, как пушинки.
Похоже ли на это положение то, что стало теперь перед нашей практической задачей по отношению к мировому империализму? Конечно, нет.
Вот почему в области внешней политики вопрос о Брестском мире причинил такие трудности. Массовый характер движения помог их преодолеть.
Но в чем источник ошибок, которые заставляли часть товарищей думать, что мы делаем неслыханное преступление? И теперь есть такие одинокие чудаки среди людей, умеющих владеть пером и воображающих, что они лично кое-что представляют, имеют опыт, могут учить и т. п., и которые и сейчас уверяют, что это было соглашательством с германским империализмом.
Да, такое соглашательство было, когда мы «соглашались» с царем, идя в отвратительную реакционную Думу и взрывая ее извнутри.
Можно ли было рассчитывать, одним применением насилия, свергнуть всемирный империализм без соответствующего развития пролетариата в этих империалистских странах?
Если так ставить задачу, – а мы все время, как марксисты, учили, что ее надо ставить так и только так, – то тут применять политику насилия было бы сплошной нелепостью и вздором и полным непониманием условий, при которых политика насилия имеет успех.
Теперь мы это видим. Мы обогащены опытом.
В то время, как мы в период Брестского мира должны были собирать силы и с мучительнейшими трудностями закладывать фундамент новой армии, Красной Армии, в стране, которая разорена и измучена войной, как ни одна страна в мире, в то время, как мы камешек по камешку закладывали в первой половине и в начале второй половины 1918 года фундамент настоящей социалистической Красной Армии, – в это время империализм других стран подтачивался внутренним разложением, нарастанием протеста и обессиливался.
