Валерий Горбань - Песня о бойне (фрагменты)
Чуть не столкнувшись в дверях с Душманом, вошел заместитель Шопена, направился к командиру:
- Поднимаем ребят? Говорить с ними будем?
- Да. На это дело я по приказу посылать не буду. Пойдут только те, кто сам решит.
Заместитель пошел по рядам, негромко окликая бойцов. Кубрик зашевелился, наполнился гулом голосов.
Шопен опустил голову и бережно погладил струны. Гитара откликнулась тихим звоном, будто радуясь, что после черных развалин и дерматинового плена вновь увидела свет и почувствовала руки настоящего музыканта. Прислушавшись к ее голосу, он удивленно вскинул брови и пробежался ловкими пальцами по тонким серебряным нервам. Гитара мелодично пропела в ответ. Она была почти идеально настроена.
- Ах ты, чертила бородатый, не можешь без сюрпризов! - улыбнулся про себя Шопен и чуть-чуть подстроив третью струну, взял первый, негромкий аккорд.
Эту песню его бойцы еще не слышали.
Мы придем на могилы братишек,
Как положено, стопки нальем,
И расскажем на веки затихшим,
Как без них мы на свете живем.
Как тоскуют их жены и мамы,
Как детишки растут без отцов,
И оставим под хлебом сто граммов,
И рассыплем охапки цветов.
Для салюта возьмем боевые,
Ведь они не боятся свинца...
Пусть увидят их души святые
Бога-Сына и Бога-Отца.
- Мои готовы. Что мы за мужчины будем, если друзей не сможем похоронить по-человечески? Любой нам в глаза сможет плюнуть. И прав будет. - карие глаза Дауда блестели дерзкой отвагой. - И еще: Ильяс очень хитрый. За ним сотни трупов. Будут и еще сотни. А сегодня мы можем поймать его в его же собственную ловушку. Такого случая еще сто лет не будет. Если вы не захотите рисковать, мы сами пойдем.
- Не горячись, - мягко осадил его комендант.
- Идем. Готовы все. - Коротко сказал Шопен.
- Без вопросов, - поднял кулак к плечу Серега.
Командир СВМЧ подтянулся, решительным жестом ремень расправил. Все на него глаза вскинули.
- Вот что, мужики. Как операцию проводить - вам решать. Вы опытней, обстановку лучше знаете. Но ту группу, что впереди пойдет - на себя огонь вызывать, я поведу. Я ребят потерял, мне их и доставать.
Комендант, пристально в глаза ему глядя, головой кивнул.
- Это твое право, командир.
Шопен ладонь на плечо положил, сжал ободряюще.
Душман засопел озабоченно:
- Ты только нашивки свои пообдирай. Или нет, мы тебе лучше камуфляж запасной дадим. А то ты, как елка на Новый Год. И каждый снайпер тебе будет Дедом Морозом.
- Все, решено. Другого выхода у нас нет. Времени тоже. Давайте определяться по конкретной расстановке - подвел итог комендант.
В кругу света на выходе из бетонного кольца, прикрытого бугром и высокой травой, черные силуэты виднеются. Хоть на улице и не очень яркий день (белесоватая дымка от пожарищ затянула солнце) но, все равно, против света видны лишь контуры боевиков, затаившихся в дренажном тоннеле. Внутри трубы - по колено грязной воды. Но к выходу дно немного поднимается и засада расположилась на относительно высоком и сухом участке бетона.
Если посмотреть со стороны дачного поселка, то осевшие в топкий грунт и заросшие буйной зеленью трубы выглядят просто как широкие полосы бурьяна. Трудно предположить, что в этой траве кто-то будет прятаться. Ведь упругие зеленые стебли - никакая не защита даже против слабеньких осколков подствольников. А уж от пуль и гранат потяжелее...
Зато из труб отлично, как на ладони, видна невысокая насыпь, весной и осенью спасающая домики от разливов Сунжи. До нее - метров двести. И чеченские снайперы деловито разглядывают насыпь в оптику, заранее определяя, где будут искать спасения застигнутые врасплох федералы. Позиция прекрасная. Действительно: как в тире. И зелененький домик на углу виден хорошо. И три окровавленных тела в изорванной милицейской форме, лежащие вповалку у его стены.
Боевики негромко переговариваются по-чеченски. Но вот один из них, установив ручной пулемет и тщательно зафиксировав колышками сектор обстрела, по- русски обратился к молчаливо сидящему на корточках человеку с автоматом:
- Если твои земляки сунутся за своей падалью, не вздумай сбежать. Знаешь как мы поступаем с трусами?
- Они мне не земляки. - Лениво отозвался тот. - Я сам себе земляк. И ты меня не пугай. Я уже лет пять, как пуганый. - Сорвав травинку и сунув ее в рот, пожевал, выплюнул и добавил:
- А уходить от вас мне расчета нет. Ильяс нормально платит, по-честному.
- Животное. - выругался его собеседник по-чеченски. - За деньги родную мать продаст.
- Не трогай его. От наемников и так никогда не знаешь, чего ждать. А нам сейчас драться вместе, - одернул его старший группы, тоже чеченец.
- Зачем они нам вообще нужны. Разве можно вести джихад грязными руками? Мы что, без них не справимся?
- Справимся. Закончим войну, вышвырнем всех вон. А пока пусть эти свиньи грызут друг друга... Ладно, хватит разговаривать. Ты лучше еще раз проверь, чтобы наши на той стороне в сектор обстрела не попали.
На дороге, ведущей к дачному поселку, заурчали моторы. Заговорили рации боевиков. Коротко переговорив с невидимым Ильясом, старший повернулся к одному из "духов", сосредоточенно вылавливающему на японском сканере волну приближающихся федералов:
- Ну что там у тебя?
- Сейчас, труба экранирует. - Боевик подключил к рации маленькую антенну на длинном тонком проводе и, приблизившись ко выходу, закинул ее, как якорек, наверх.
Через несколько секунд в сканере послышались русские голоса:
- Шопен - Душману.
- На связи.
- Подходы чистые. Небольшие бугры. Трава - до метра. Все просматривается нормально.
- Хорошо, только в нее не лазьте, могут быть мины.
Боевики обменялись довольными улыбками. Прильнули к прицелам.
Цепочка бамовцев и омоновцев приближалась к насыпи. За ней, настороженно поводя стволами пулеметов, двигался БТР.
Метрах в трехстах от бронетранспортера, сквозь щель в низкой стеночке, окаймляющей одну из дач, за ним наблюдали два "духа"- гранатометчика. У одного - постарше, аккуратная седая борода чинно лежала на груди. У второго, помоложе, перевязавшего лоб зеленой лентой с золотыми письменами, иссиня черная гордость джигита торчала лихим веником.
- Только не торопись. Лови, когда он останавливаться начнет, чтобы сдать назад. Или борт подставит. - неторопливо, веско сказал старший.
- Я что, первый русский гроб жгу? - обиженно отозвался второй.
- Если не хочешь, чтобы он был последний, слушай старших.
- Извини отец. - Заключительная реплика молодого прозвучала скорей сердито, чем виновато. Но старший промолчал. Продолжать нотации было некогда.
Русские приблизились настолько, что уже хорошо различались их лица и детали снаряжения.
