Михаил Калашник - Испытание огнем
Щуря усталые глаза, он поднялся мне навстречу, плотный, широкоплечий. Крепко пожал руку.
- Решили повоевать вместе с нами, товарищ полковой комиссар? Ну что ж, милости просим. Правда, у нас тут не очень уютно. Но что поделаешь? Этот КП временный. Засиживаться здесь мы не собираемся. Если все пойдет нормально, нынче к исходу дня разместимся на новом месте поудобнее.
- На войне не до комфорта. По-моему, даже хуже, когда люди привыкают к удобствам, начинают обрастать жирком, - ответил я в полушутливом тоне.
Подошел старший батальонный комиссар А. Д. Ульянов, успевший закончить свою телефонную баталию. По всей вероятности, он слышал мои последние слова, поэтому сразу же стал высказывать далеко не лестные замечания в адрес тыловиков дивизии, в частности начальника полевой походной хлебопекарни, который мало дает свежего хлеба, а из-за этого приходится выдавать сухари.
- Напрасно вы нападаете на хлебопека, Александр Дмитриевич, - возразил я. - Мы с товарищем Джавадовым вечером заходили на ваш походный хлебопекарный пункт. Оказалось, муки не хватает. Потому иногда свежий хлеб заменяют сухарями. Хлебопек тут ни при чем.
Быстро светало. Комдив Кабанов подошел к стереотрубе, прильнул ненадолго к окулярам, глянул на часы:
- Пять минут осталось.
И вот началось. Первыми "заговорили" пушки и минометы. Почти одновременно в воздухе появились наши штурмовики. Они пролетали совсем низко, на бреющем. Частые хлопки их малокалиберных полуавтоматических пушек дробно рассыпались над окопами врага.
Как только артиллерия перенесла огонь вглубь, в атаку поднялась пехота. В стереотрубу было отчетливо видно: волна за волной наши стрелки и автоматчики бежали вперед, врывались во вражеские окопы, вступали в рукопашные схватки, затем устремлялись дальше. Но вот из-за косогора вынырнули три немецких танка. Под их пулеметным огнем правофланговый батальон дивизии вынужден был залечь. Однако ненадолго. Вокруг танков взметнулись артиллерийские разрывы. Одна машина задымилась и застыла на месте. Две другие повернули назад.
Командир дивизии управлял боем спокойно и уверенно. Ровным голосом отдавал по телефону необходимые распоряжения.
- Все пока идет нормально, - сказал он мне. - Наши умеют драться в горах не хуже румынских егерей.
Начподив Джавадов направился в один из полков.
- Посмотрю там, понимаешь, что и как.
Мы договорились: командирам и политрукам наиболее отличившихся в первые часы боя подразделений послать поздравительные письма. В первом часу дня, когда Джавадов снова вернулся на КП, такие письма за подписями комдива, военкома и начальника политотдела были отправлены. Политработники рот В. Иванов, П. Горчицын, Ф. Хвыля прочитали их бойцам.
Из 2-й бригады морской пехоты инспектор политотдела армии старший политрук Н. В. Горбунов сообщил мне по телефону, что там по инициативе коммунистов и комсомольцев, поддержанной политотделом, выпущено несколько рукописных листков-молний с сообщениями об отличившихся в боях морских пехотинцах.
Хотя в ходе ожесточенного боя вести партийно-политическую работу было нелегко, она не прекращалась. Выпуск рукописных листков-молний, поздравления отличившимся в бою, призывы коммунистов и комсомольцев, их личный пример все это многое значило.
Мне вспомнился разговор с военкомом бригады моряков батальонным комиссаром В. С. Родиным перед самым нашим контрударом. Двадцатичетырехлетний офицер показался мне чрезмерно скромным, даже замкнутым, но произвел приятное впечатление своей собранностью, вдумчивостью. Понравились его рассуждения о роли партполитработы в бою.
- Непосредственно в бою для политработы времени очень мало, - сказал он. - Тут не сделаешь доклад, не проведешь беседу. По-моему, к бою людей надо готовить раньше, ну, как бы это сказать, во время передышки, что ли. Если заранее не поговоришь с краснофлотцами откровенно, по душам, не разъяснишь толком боевую задачу каждому, то потом уж трудно что-либо наверстать. В бою главное - бить, уничтожать врага. Тут некогда заниматься внушением и разъяснением. Да, по-моему, и нет в этом надобности. Люди знают, за что они воюют. Здесь каждый поступок взвешивается на строгих весах, твоя жизнь сливается с судьбой всего подразделения.
- Но все-таки и в ходе боя вы как-то влияете на подчиненных?
- Главным образом тем, что стараюсь всегда быть с людьми. Если бойцы видят, что командир и комиссар не прячутся от пуль, не отсиживаются в укрытии, а стараются быть на решающем участке, они чувствуют себя увереннее, ну и дерутся лучше, смелее.
- Значит, влияете на людей личным примером?
- Личный пример показывают сами краснофлотцы, товарищ полковой комиссар. Ну а я, по мере сил, стараюсь, чтобы все равнялись на самых смелых, самых отважных.
- Каким образом?
- По-разному. Важно, чтобы люди знали, кто и как отличился в бою, на кого равняться. Для этого иногда пишем и передаем из взвода во взвод листки-молнии. Большую работу ведет боевой актив. У нас в каждом отделении, в каждом взводе есть агитаторы. Ребята инициативные, сами, без подсказки понимают, что нужно делать, как поступать в тот или иной ответственный момент.
Военком почти ничего не говорил о себе, о своем личном участии во многих боях. Даже когда я спросил, за что его наградили орденом Красного Знамени, он ответил коротко:
- За бои в Севастополе. Там многих наградили, в том числе и меня.
Между тем Родин был исключительно храбрым и мужественным человеком. Об этом мне рассказывал командир батальона капитан-лейтенант О. И. Кузьмин. По свидетельству этого, тоже незаурядного, способного и до дерзости смелого молодого офицера, который и на суше в душе оставался моряком, Родин умеет бить врага всеми видами оружия, в бою всегда первый, но но горячится, как некоторые, а действует расчетливо, стремится принести наибольшую пользу.
Я читал наградной лист на батальонного комиссара Родина, когда он был представлен ко второму ордену. В нем говорилось, что благодаря воспитательной работе, которую проводит военком Родин, "морские пехотинцы в бою действуют осмысленно, неизменно стремятся наилучшим образом применять свои силы и способности. Сказываются душевный порыв, горячий азарт и жгучая ненависть к захватчикам".
В разгар этого боя со мной связался начальник оргинструкторского отделения ПОарма батальонный комиссар И. А. Скуратовский, который в это время неотлучно находился в 255-й бригаде морской пехоты. Я спросил, как идут дела у Родина. Из рассказа Скуратовского, из политдонесений, которые постоянно поступали в политотдел, я узнал, что батальон находился в Кабардинке на отдыхе, когда поступил боевой приказ - немедленно выдвинуться в район Шапсугской, чтобы утром атаковать занятую противником высоту 283,8 и к исходу дня овладеть ею. Задача не из легких, а главное - времени на ее решение отводилось очень мало. Родин созвал политруков, парторгов и комсоргов рот. Договорились, что политруки во время марша побывают во всех взводах и отделениях, а парторги и комсорги будут следовать в арьергарде своих подразделений, заботиться, чтобы никто не отставал. Так как времени было очень мало, Родин поручил политрукам, парторгам и комсоргам рот разъяснять бойцам боевой приказ на привалах и в ходе марша, привлекая к этому делу коммунистов и комсомольских активистов. Особое внимание было уделено проверке готовности личного состава к маршу и бою. Проверялось, как подогнано снаряжение, имеет ли каждый боец положенный запас патронов, гранат, продовольствия, у всех ли наполнены питьевой водой фляги.
