Густав Хильгер - Я присутствовал при этом
Пока готовились чистовые экземпляры документов, господину Риббентропу был подан завтрак, но время которого он к ходе возникшей беседы рассказал, что публичная речь Сталина, произнесенная весной, содержала одну фразу, которая, хотя Германия в ней и не была названа, была воспринята так, будто господин Сталин тем самым хотел намекнуть, что Советское правительство считает возможным и желательным достигнуть лучших отношений с Германией. На это господин Сталин ответил лаконичной репликой, которая в переводе Павлова гласила: «Таково было намерение». – Die Beziehungen zwischen Deutschland und der Sowjetunion 1939-1941. Aus den Archiven des Auswartigen Amts und der Deutschen Botschaft in Moskau. – Примеч. сост.
11
Текст договора о ненападении между Германией и Советским Союзом, а также секретного дополнительного протокола к нему, существование которого, как и подлинность имеющихся копий его, долгое время оспоривалось советским руководством на высшем государственном уровне, см.: Год кризиса. Т. 2. С. 318-321.
Подлинник этого протокола обнаружен в октябре 1992 г. в бывшем архиве Политбюро ЦК КПСС – ныне в Президентском («Кремлевском») архиве.
В сделанной послом Гаусом протокольной записи беседы Риббентропа со Сталиным и Молотовым после подписания документов в ночь с 23 на 24 августа 1939 г. говорилось: «В ходе беседы Сталин спонтанно произнес речь в честь фюрера: «Я знаю, как сильно немецкий народ любит своего фюрера, и потому хотел бы выпить за его здоровье».
Господин Молотов пил за здоровье господина имперского министра иностранных дел и господина посла графа фон дер Шуленбурга. Далее господин Молотов поднял свой бокал за господина Сталина, заметив при этом, что Сталин своей речью 10 марта с. г., которую хорошо поняли в Германии, положил начало повороту в политических отношениях. Господа Молотов и Сталин неоднократно пили за пакт о ненападении, за новую эру в германо-советских отношениях и за счастливое развитие отношений между Германией и Советским Союзом.
При прощании господин Сталин заявил господину имперскому министру иностранных, дел, что Советский Союз никогда не обманет своего партнера». – Akten zur deutschen auswartigen Politik 1918-1945. Aus dem Archiv des deutschen Auswartigen Amtes. Serie D. Bd. VII. Baden-Baden. 1956. Dok. Nr. 213. S. 191. Примеч. сост.
12
По свидетельству переводившего разговор В. М. Бережкова, Гитлер, прощаясь в ноябре 1940 г. с Молотовым в Имперской канцелярии, сказал: «Я считаю Сталина выдающейся исторической личностью. Да я и сам рассчитываю войти в историю. Поэтому естественно, чтобы два таких политических деятеля, как мы, встретились. Я прошу Вас, господин Молотов, передать господину Сталину мои приветы и мое предложение о такой встрече в недалеком будущем». – Международная жизнь. 1989. № 8. С. 21. – Примеч. сост.
13
В советской печати опубликован 29 сентября 1939 г. с датой подписания 28 сентября 1939 г. под официальным наименованием «Советско-германский договор о дружбе и границе между СССР и Германией». В нем устанавливалась «граница обоюдных государственных интересов на территории бывшего польского государства» и было записано, что «Правительство СССР и Германское Правительство рассматривают вышеприведенное переустройство как надежный фундамент для дальнейшего развития дружественных отношений между своими народами». Полный текст см.: Известия. 1939. 29 сент. – Примеч. сост.
14
Геббельс записал в своем дневнике 14 февраля 1942 г.: «Наш посол в Москве граф фон дер Шуленбург тоже не имел никакого представления о том, что рейх был намерен совершить нападение (на Советский Союз), Он постоянно настаивал на том, что наилучшей политикой было бы сделать Сталина другом и союзником. Он отказывается верить в то, что Советский Союз готовит крупный военный удар против рейха. Никакого сомнения, что наилучшая политика – это не информировать дипломатов о своих истинных политических намерениях». – The Goebbels Diaries. New York. 1971. P. 102-103. – Примеч. сост.
15
Сохранилась сделанная Шуленбургом запись этой беседы Гитлера с ним о позиции СССР в отношении «третьего рейха»:
« Фюрер упомянул, что во время визита Мацуоки в Москву я находился там, и спросил: как воспринимают русские договор [о нейтралитете]? Я ответил: русские очень обрадованы его заключением, несмотря на то, что им пришлось пойти и на уступки.
Затем фюрер спросил, кой черт дернул их заключить пакт о дружбе с Югославией. Я высказал мнение, что здесь речь идет исключительно о заявке русских интересов на Балканах. Россия не имеет специфических интересов в Югославии, но имеет принципиальные интересы на Балканах в целом. Фюрер сказал: заключение русско-югославского пакта о дружбе вызвало у него такое чувство, что Россия хочет нас припугнуть. Я отрицал это и повторил: русские имели целью только заявить о своих интересах и действовали все же корректно, проинформировав нас о своих намерениях.
Потом фюрер сказал, что ему все еще неясно, кто же, собственно, стоял за переворотом в Югославии: Англия или Россия? По его мнению, это были англичане, между тем как у всех балканских народов сложилось впечатление, что это была Россия. Я ответил: на взгляд из Москвы, нет оснований считать, что Москва приложила к этому руку. Югославский договор появился на свет только тогда, когда сама Югославия проявила инициативу и послала в Москву офицеров, которые предложили ей этот договор. Теперь Россия вновь обеспокоена слухами, предсказывающими немецкое нападение на нее. Фюрер подчеркивает, что это сами русские начали сосредоточение войск, когда без всякой нужды сконцентрировали в Прибалтике большое число дивизий. Я объяснил, что дело здесь в общеизвестном стремлении русских к 300-процентной безопасности. Если мы с какой-либо целью посылаем одну дивизию, то они с той же целью, чтобы быть вполне уверенными [в своей безопасности], посылаят 10. Я не могу поверить в то, Что Россия когда-либо нападет на Германию. Фюрер ответил: события в Сербии служат ему предостережением. То, что там произошло, – пример ненадежности [русского] государства как партнера. Хотя он и не верит, что [англичане] могут купить Россию для нападения на Германию, у русских все же остались сильные чувства ненависти [к ней], а прежде всего остались неизменными русские намерения продвинуться дальше в Финляндии и выйти на Дарданеллы – это дал ясно понять во время своего визита Молотов. Обдумывая все это, он обязан быть осторожным.
Я указал на то, что Криппсу только через шесть дней после заключения русско-югославского договора удалось попасть на прием, да и то только к заместителю Молотова Вышинскому. Далее я напомнил, что Сталин сказал Мацуоке: он поклялся быть верен оси и не может сотрудничать с Англией и Францией. Я напомнил также сцену на вокзале, которую Сталин намеренно инсценировал, дабы публично продемонстрировать свое желание сотрудничать со странами оси. В 1939 г. Англия и Франция не жалели сил для того, чтобы привлечь Россию на свою сторону. И если Сталин даже в то время, когда Англия и Франция были еще сильны, не решился остановить свой выбор на них, то не думаю, чтобы он принял такое решение именно сейчас, когда Франция уничтожена, а Англии нанесены тяжелые удары. Напротив, я убежден в том, что Сталин готов сделать нам еще более далеко идущие уступки. Нашим хозяйственным представителям дали понять, что (если мы своевременно заявим об этом) в следующем году Россия смогла бы поставить нам 5 миллионов тонн пшеницы. Приведя различные цифры, фюрер высказал мнение, что русские поставки ограничены транспортными возможностями. Я указал на то, что транспортные трудности можно устранить более сильным использованием русских портов». – Цит. по: Hans-Adolf Jacobsen. 1939-1945. Der Zweite Weltkrieg in Chronik und Dokumenten. 3. durchgesehene und erganzte Auflage. Wehr und Wissen Verlagsgesellschaft. Darmstadt. 1959. – Примеч. сост.
