Эмануэль Кац - ЛеХИ. Борцы за свободу Израиля
Речь Элиягу Хакима была короткой. Он сказал, между прочим: «Мы оба воспитаны на Танахе, и заповедь „не убий“ для нас не пустой звук. Но у нас не было никакого другого пути привлечь внимание к нашим попираемым правам. Поэтому мы решились на такой шаг и сделали это во имя высшей справедливости. Сегодня нас обвиняют в убийстве лорда Мойна. Но обвинять нужно не нас. Обвинять нужно самого лорда Мойна и правительство, которое он представлял, в убийстве сотен тысяч наших братьев и сестер. Мы обвиняем его в том, что он отнял у нас нашу родину и разграбил наше имущество. По каким законам могли мы судить его за совершенные им преступления? К кому нам было обращаться в поисках справедливости? Такой закон не записан еще ни в одном уголовном кодексе. Поэтому нам оставалось самим восстанавливать справедливость.»
НОВАЯ СИЛА НА БЛИЖНЕМ ВОСТОКЕПодсудимых защищали лучшие египетские адвокаты, один из которых в молодости был посажен английскими властями в тюрьму за свою антибританскую деятельность. Речи адвокатов служили лучшим доказательством того, какую большую симпатию испытывали египтяне к Хакиму и Бейт-Цури, борцам против общего врага. Дошло даже до того, что местные «антисионисты» выразили протест председателю суда против «сионистской пропаганды», которую якобы ведут на суде египетские адвокаты и которая «оскорбляет каждого истинного египетского патриота.» Разумеется, что основная причина симпатии египетского общества к обвиняемым на суде крылась отнюдь не в любви к евреям и сионизму, а в ненависти к англичанам.
Но давление англичан на египетские власти привело в конечном итоге к тому, что суд вынес смертный приговор обоим подсудимым.
Этот приговор еще раз доказал египтянам, что независимость их страны — это фикция, и что англичане могут делать в ней все, что им заблагорассудится. Волнения охватили Каир и другие египетские города, состоялись демонстрации, во время которых головой. От-своего имени и от имени Хакима он благодарит за проявленное к ним корректное отношение во время всего их заключения и благодарит адвокатов. Поет национальный гимн… Раскрывается пол под его ногами, и тело летит вниз…
Каирский процесс привлек внимание всего мира к Эрец-Исраэль и к сионизму. Он наполнил гордостью сердца евреев во всем мире и, в особенности, евреев Египта.
Убийство лорда Мойна было первым признаком того, что на Ближнем Востоке появилась новая сила, поставившая себе целью вытеснить Британию из района между Египтом и Турцией, района, поделенного на искусственные, нежизнеспособные арабские государства.
Выстрелы и речи в Каире привлекают к себе внимание могущественных соперников Великобритании. И она это отчетливо понимает. Москва начинает интересоваться сущностью такого нового явления, как сионизм, который не только не является более игрушкой в руках англичан, но, напротив, стремится положить конец британскому владычеству на Ближнем Востоке — и не пустыми разговорами, а бомбами и пулями. Также и Париж — этот всегдашний конкурент Лондона в странах Леванта — не может оставаться в стороне. И даже на США, своего англосаксонского союзника, Англия не может опереться — американцев привлекают нефтяные богатства и важное стратегическое положение этого района, расположенного между Суэцким каналом и Персидским заливом.
Не случайно поэтому во время каирского процесса лондонская «Санди Таймс» предупреждала, что необходимо как можно скорее найти решение палестинской проблемы, «дабы положение Британии на Ближнем Востоке не превратилось в тающий снег в жаркой пустыне…»
РЕАКЦИЯ ИШУВА НА УБИЙСТВО ЛОРДА МОЙНАЛондонское радио передало всему миру обещание Вейцмана, данное Черчиллю, об окончательной ликвидации террористов и его слова о том, как он был потрясен, услышав об убийстве лорда Мойна евреями. Он был потрясен даже больше, — таковы были слова Вейцмана, — чем когда ему пришло известие о гибели его сына, летчика британских военно-воздушных сил, в боях за Англию.
В то же время Моше Шарет на массовом собрании в Иерусалиме заявил, что каирское происшествие — это мерзкое извращение великой и чистой исторической истины. Сионизм, — продолжал Моше Шарет, — явление положительное со всех точек зрения, выставлен теперь перед всем миром так, будто он является источником террора на Ближнем Востоке. Антибританский террор — это самая серьезная опасность, которая когда-либо угрожала сионизму изнутри.
Руководство ишува опубликовало заявление, в котором выражалось возмущение еврейского населения Эрец-Исраэль «отвратительным преступлением — убийством британского статс-секретаря на Ближнем Востоке, отвратительнейшим из когда-либо совершенных преступлений. И это в то время, когда английский народ вот уже шестой год ведет героическую борьбу не на жизнь, а на смерть…» И далее: «Террор уменьшит шансы на успехи в нашей борьбе и нарушит внутренний мир среди евреев Эрец-Исраэль. Мы призываем весь ишув с корнем вырвать из своей среды членов этой разрушительной банды, не давать им убежища, не поддаваться на их угрозы и оказывать властям помощь, которая понадобится для прекращения террористической деятельности и уничтожения этой банды…»
А так писала в те дни «Давар»: «Их преступная деятельность неустанно усиливалась и достигла теперь таких размеров, что результаты ее ощущаются по всей империи. Последнее их преступление может запятнать наше имя в глазах даже самых близких наших друзей. Те, кто играют судьбой народа, не могут рассчитывать на его поддержку, и еврейский народ обязан игнорировать их.»
Даже ревизионистский «Гамашкиф» «ужаснулся» и писал, что нет ни смысла ни пользы в этом «жутком акте» в Каире. По мнению газеты, «участники этой операции попались в ловушку ошибочной теории, согласно которой сотрудничеству еврейского народа с Англией должен быть положен конец, и нет, — продолжала газета, — идеи более опасной для сионизма…»
И, наконец, Эцель тоже посчитал нужным заявить, что он не одобряет «каирской трагедии».
Во всей легальной ивритской прессе начала 1945 года раздался всего один голос, в котором звучала гражданская смелость — голос П. Бернштейна, члена редколлегии ежедневной газеты «Габокер». Берншейн осудил попытки ищува отмежеваться от «террористов», он требовал с серьезностью отнестись к доводам, которые «террористы» приводят в оправдание своей деятельности. После окончания суда Бернштейн писал, что объективность, с которой защищали подсудимых египетские адвокаты, еще более достойна уважения на фоне того, как евреи Эрец-Исраэль относятся к этому делу. Бернштейн сорвал маску лицемерия с лица подстрекателей, распространявших в ишуве ложный слух о том, что будто бы британское правительство собиралось уже опубликовать свое решение относительно палестинской проблемы (ишув ожидал это решение с большим нетерпением, будучи уверенным, что оно будет в его пользу). И якобы только из-за «преступления» в Каире английское правительство отложило принятие «хорошего» решения. Задержка опубликования документа о будущем политическом устройстве Эрец-Исраэль вовсе не была связана с убийством Мойна. «Как выясняется, — писал Бернштейн, — английское правительство приняло решение отложить публикование этого документа еще до убийства в Каире. И руководство Еврейского агентства знало об этом.»