Игорь Шайтанов - Шекспир
Прошедшие школу формального расчленения и составления слов, выискивания этимологии и созвучий современники оказались средой, восприимчивой к словесной игре, откликающейся на речевой юмор. В застойной воде школьной учености рождается бурлящий поток каламбурной речи шекспировских комедий. И не только комедий.
* * *Конец учению наступил для Шекспира не потому, что кончились деньги (обучение было бесплатным), а потому, что в доме требовалась помощь. Так писал еще первый биограф Шекспира Николас Роу (1709). Судя по тому, как шли дела у отца, Уильям завершил школьную часть своего образования между тринадцатью и четырнадцатью годами. То есть он недоучился год или чуть больше.
Прежде чем мы зададимся вопросом, чем и как он мог помочь семье, ответим еще на один: действительно ли с тем, как Уильям сошел со школьной скамьи и прекратил «есть бумагу и пить чернила», была подведена черта под его запасом знаний? Здесь самое время вспомнить, что мы говорим не о простом смертном.
Многочисленны загадки шекспировской биографии, но куда увлекательнее их — тайна гения. Эту мысль важно помнить и поэтому приходится повторять. Без нее разгадка пойдет по ложному следу. Биографы огорчаются тому, что многие современники были образованнее Шекспира и далее его продвинулись в освоении латыни и греческого. Но предмет для удивления скорее составляет то, что, знавший и историю, и латынь неизмеримо хуже Бена Джонсона, Шекспир за явным преимуществом победил его как автор трагедий из римской истории. Шекспировский «Юлий Цезарь» покорял и покоряет зрительный зал, а «Сеян» Джонсона провалился, вызвав у автора (как сказали бы сейчас) приступ затяжной депрессии, или (как сказали бы тогда) — меланхолии. И это притом что в «Юлии Цезаре» анахронистично палят из пушек, а Джонсон выверил каждую фразу по античным источникам!
Это не повод, чтобы решить, будто образованность вредит творчеству Творчество требует знания, но предполагает особое распоряжение этим знанием, подчиненное своим задачам. Гению нередко приходится наверстывать то, что было упущено на школьной скамье, и проходить собственные университеты. Ближайшая для нас аналогия — Пушкин.
Имея аттестат престижнейшего учебного заведения — Царскосельского лицея, — он начинает самостоятельную жизнь, отправившись в южную ссылку. Ему 20 лет. Он невероятно самолюбив и амбициозен. Любая размолвка — повод для дуэли. А размолвки происходят не только за картами и бильярдом, но и в спорах, которые обнаруживают, что средний балл его аттестата не случайно посредствен. Приходится смирять гордыню и садиться за книги по разным предметам. И. П. Липранди, один из старших товарищей и наставников Пушкина в Кишиневе, вспоминал, что В. Ф. Раевский (известный как «первый декабрист»)
…очень много способствовал к подстреканию Пушкина заняться положительнее историей и в особенности географией. Я тем более убеждаюсь в этом, что Пушкин неоднократно после таких споров, на другой или на третий день, брал у меня книги, касавшиеся до предмета, о котором шла речь.
Кишинев — Одесса — Михайловское — места шестилетней ссылки. А когда Пушкин вернулся в Петербург, то Николай I признался: «Я беседовал с умнейшим человеком России».
С образованнейшим ли? Что понимать под образованием? Под образованием, которое способствует творчеству и необходимо для него… Наверное, здесь подойдет определение, которое сам Пушкин дал вдохновению: «…расположение души к живейшему принятию впечатлений и соображению понятий, следственно, и объяснению оных».
Творческая образованность — это вдохновенное знание, предполагающее наличие понятий, но переносящее акцент на способность «соображать», соединять и объяснять их. Шекспир обладал этой способностью в фантастической степени, очевидной уже в стремительности и глубине речевого потока его пьес.
А что касается «плохой» латыни, то ее знание у поэта и педанта всегда было разным. Чем педант отличается от поэта, тем более — от гения? Педант способен собрать множество частностей и расположить их в соответствии с правилами. Он лишен способности по частности восстанавливать целое, по когтю узнавать льва (ex ungue leonem). Факты, которыми он обладает, просто не дорастают до понятий, чтобы их нужно было «соображать».
Даже первого энтузиаста классической образованности — Петрарку — педанты-гуманисты упрекали за его латынь и отыскивали в ней неточности. А тогда латынь была поводом и к новому знанию, и к новому творчеству. Ко времени Шекспира ее значение изменилось. К его времени не только мир Библии, но и античный мир интенсивно осваивался национальной культурой. Нет сомнений, что Шекспиру и Овидий, и Плутарх (важнейшие для него античные источники) были доступны в оригинале. Это было школьное знание. Но для него не менее важным был опыт Артура Холдинга и Томаса Норта, их переводчиков на английский язык. Это был его путь освоения понятий — для соображения и «объяснения оных». Путь творчества пролегал в поле национальной культуры, и Шекспир был ее создателем.
Остается задать еще один практический вопрос: а была ли у Шекспира в Стрэтфорде возможность (которой располагал Пушкин в Кишиневе) достать необходимые книги?
Вопрос о библиотеке Шекспира — один из тех, что не только будоражит воображение, но и подогревает «шекспировский вопрос». Почему нет ни слова о книгах в завещании, значит ли это, что библиотеки не было? Книги по тем временам представляли немалую материальную ценность, и забыть о них было бы не по-хозяйски. Книги из библиотеки Шекспира ищут и иногда находят (или полагают, что нашли). Они относятся к более позднему времени — к его пребыванию в Лондоне.
В школьные годы едва ли речь могла идти о собственных книгах, но просто об их доступности в Стрэтфорде. «Роговая книга», латинская грамматика Лили, сборник текстов — это наверняка было у учителя или в школе. Впрочем, не только это, судя по завещанию священника Бретчгёдла, умершего, когда его крестнику Уильяму Шекспиру минул едва год, так что он не мог значиться в числе получателей книг. Значились другие имена стрэтфордских школьников, получивших в личное владение почти полный список тогдашних школьных текстов. Среди них «Басни» Эзопа, «Об обязанностях» Цицерона, Саллюстий, Вергилий и Гораций с комментариями, разнообразные словари… Книги, перечисленные в завещании по названиям, явно не исчерпывали всей библиотеки Бретчгёдла, поскольку она была оценена в десять фунтов, а школьные тексты стоили по нескольку шиллингов. Так что всего книг могло быть не менее сотни. Наверняка некоторыми из них (латинским словарем Купера, оставленным школе) Уильяму Шекспиру приходилось впоследствии пользоваться.
