Э. Пименова - Франциск Ассизский. Его жизнь и общественная деятельность
Когда в Ассизи узнали, что Франциск получил разрешение папы, то народ стал настаивать, чтобы он проповедовал в церкви. Духовенство должно было уступить и предложило Франциску говорить проповедь в одной из церквей, которая, однако, оказалась слишком мала, чтобы вместить всех желающих слушать его, так что пришлось открыть для него двери собора.
Конечно, Франциск не говорил ничего нового в своих проповедях, но его простое, искреннее слово, проникнутое горячим убеждением, действовало на слушателей сильнее, чем заученная, строго выдержанная в богословском отношении, речь официальных проповедников. Франциск не знал никакого богословия, для него Евангелие составляло все, и он заимствовал оттуда те великие истины, которые говорил народу. Он произносил свои проповеди без всякой подготовки; смеялся, плакал, приходил в сильнейшее возбуждение, и когда говорил об ужасах войны, о преступлениях народов, о низости великих мира сего, об алчности, позорящей церковь, и презрении к бедности и жажде материальных благ, то каждый из его слушателей начинал испытывать нечто похожее на угрызения совести и стыдиться своих дурных поступков. Внимательная и тем более возбужденная толпа всегда бывает очень впечатлительна; средневековая же толпа отличалась особенной впечатлительностью уже в силу существовавших тогда условий, и поэтому проповедники всегда имели над нею большую власть.
Чтобы понять впечатление, которое производили проповеди Франциска, надо мысленно перенестись в эпоху его деятельности. Толпа, собиравшаяся в большой Ассизский собор слушать проповедников, не стеснялась высказывать им то ропотом, то аплодисментами свое одобрение или неодобрение. Она слушала, стоя или на коленях, жестикулирующего и расхаживающего по церковной кафедре проповедника и судила о нем. Если же мы вспомним, что имя Франциска уже пользовалось известностью и что одни относились к нему с сочувствием, другие же с тайной оппозицией, то мы поймем, при каких условиях Франциск начал свои проповеди в соборе. Успех был поразительный. Бедные и униженные почувствовали, что нашли друга, брата, защитника и почти мстителя за себя. Мысли, которые они едва осмеливались шепотом высказывать друг другу, Франциск произносил громогласно, не стесняясь обвинял в пороках богатых и сильных, и даже служителей церкви и всем без различия проповедовал покаяние и любовь. Слова его были криком сердца, воззванием ко всем его соотечественникам и в них было нечто, напоминающее библейские времена, пророков Израиля.
Энтузиазм, возбужденный Франциском во всем населении Ассизи, почти граничил с безумием; он подчинил себе народ, видевший в нем нового мессию. Ученики прибывали, и все хотели идти по стопам Франциска; многим из них, доходившим до религиозного экстаза, казалось, что они видят Франциска возносящимся в огненной колеснице на небо.
История средних веков полна проявлениями такого религиозного энтузиазма, и религиозный невроз часто выражался в могущественных религиозных движениях, увлекавших тысячи людей. Рассказы, кажущиеся на первый взгляд слегка фантастическими, о десятках тысяч людей, стекавшихся слушать некоторых народных ораторов, не заключают в себе ничего преувеличенного, ораторы из народа всегда имели успех, и Франциск, подавший пример проповеди народным языком, на перекрестках улиц, на площадях и в поле, конечно одержал верх над декламаторским искусством современных ему проповедников, ударявшихся в схоластические тонкости и вместо здоровой и простой пищи подносивших своим слушателям целые диссертации по поводу самых темных текстов Ветхого Завета. Франциск составлял полную противоположность с этими проповедниками и всегда говорил с народом понятным ему языком. В Ассизи он смело принял участие в гражданской распре и стал на сторону слабых – “minores”, стараясь вызвать примирение между ними и богатыми и сильными – “majores”; он заставил барона в окрестностях Ассизи дать свободу своим крепостным крестьянам, улаживал семейные ссоры и успокаивал вражду партий и народные волнения.
Духовная семья Франциска все еще не носила никакого наименования; Франциск не торопился ни с выработкой устава, ни с отысканием имени для своей общины. Случайно он назвал своих братьев “миноритами”, то есть меньшою братией, намекая на разделение жителей Ассиза на две партии: “majores” – богатых и сильных и “minores” – бедных и слабых. Это имя так и осталось за ними.
Число учеников Франциска быстро умножалось, и папа Иннокентий III, ставя свои условия Франциску, конечно, не мог этого предвидеть. Францисканцы уже не могли вести такую бродячую жизнь, как прежде; им нужно было основать где-нибудь постоянное пристанище и иметь в своем распоряжении хоть небольшую часовню. Напрасно они обращались с такой просьбой к епископам и каноникам – никто не хотел дать “нищим” место, и только после долгих исканий францисканцам удалось склонить бенедиктинского аббата в Субазио уступить им в вечное владение часовню Божьей Матери Порциункулы. Франциск был в восторге от этой удачи и тотчас же, вместе с братьями, принялся за постройку нескольких хижин возле церкви. Хижины были обнесены живой изгородью, и двое-трое суток было достаточно, чтобы организовать первый францисканский монастырь.
Десять лет монастырь этот вполне удовлетворял потребностям францисканцев, и эти десять лет можно считать самым героическим временем их ордена. Кругом монастыря был густой лес, в котором обыкновенно собирались все братья, чтобы получить наставления от своего учителя. Францисканцы обнаруживали большую деятельность. Глава их не терпел лености, и было бы ошибочно думать, что он и его последователи проводили большую часть времени в созерцании и собирании милостыни. Напротив, Франциск требовал, чтобы братья снискивали себе пропитание не одной только милостыней, а трудом своих рук. В общине они должны были исполнять сами всякую работу. Проповедуя нищенство, Франциск имел в виду только отречение от собственности, но никак не отречение от труда. Он говорил только, что “брат минорит, пришедший в какую-нибудь местность и проводящий дни в проповедовании Слова Божия, раздавая таким образом духовную пищу алчущим душам, – не должен стыдиться принимать от них взамен материальную пищу”.
Итак, труд составлял правило в францисканской общине, а собирание милостыни – исключение, однако не заключающее в себе ничего постыдного. Франциск, несмотря на всю свою кротость и доброту, был очень строг с ленивцами и одного из братьев, не желавшего работать и ограничивавшегося лишь прошением милостыни, он прямо изгнал из общины, назвав его трутнем, который сам меда не делает, а только ест чужой. Братья, вступавшие в орден, продолжали заниматься тем самым ремеслом, которым занимались раньше. Если же они не знали никакого ремесла, то должны были научиться ему. В награду за труд им позволялось принимать только необходимую пищу, и единственная собственность, которую они могли иметь, были орудия ремесла. Только тогда, когда они не могли заработать себе дневное пропитание, им разрешалось просить милостыню.
