Татьяна Таирова-Яковлева - Мазепа
Почему, однако, Мазепа? Многие историки совершенно бездоказательно пишут, что заговор был возглавлен именно им[124]. На самом деле его подпись на «доношении», то есть доносе старшины на Самойловича, стоит только четвертой, после Борковского, Воехевича и писаря Прокоповича, чьей рукой и был написан донос. А венчала все подписи рука Василия Кочубея, внизу листа, отдельно от других, словно визируя документ[125]. Именно Кочубей, как мы увидим ниже, будет играть ключевую роль и при свержении гетмана. Даже враждебно настроенный к Мазепе Величко и тот не называет его среди лидеров заговора. Мы неоднократно подчеркивали, что Мазепа не был и не мог быть лидером левобережной старшины.
Таким образом, все разговоры о «тайной руководящей роли» Мазепы — это, увы, только предположения. Что касается «взятки» Голицыну, то это на самом деле настолько смешно (когда речь идет о всемогущественном «Царственные большие печати и государственных великих посольских дел оберегателе»), что, если бы эта басня не кочевала даже по российским справочным изданиям, вообще не стоило бы о ней говорить. Пока оставим этот эпизод на совести Костомарова и разберем его чуть позже. Так что же, «культурная близость»? То, что оба (Голицын и Мазепа) могли пощеголять в разговоре латынью? Ориентир на Запад? Да, все это. Интеллектуал Мазепа, несомненно, гораздо больше импонировал Голицыну, чем кичливый казацкий «попович», среди огромных богатств которого не нашлось и нескольких томов книг. Но позволю себе высказать крамольную мысль, не слишком льстящую моему герою. Вкладывая в руки Мазепы булаву, Голицын собирался не столько использовать его способности и знания (хотя и их в некоторой мере), сколько думал сделать из него своего «марионеточного» гетмана.
Это был дьявольский план. Князь Василий знал, что Мазепа был сравнительно беден, чужд левобережной старшине и не слишком популярен у казаков. Соответственно, став гетманом, он не сможет вести свою игру, а будет вынужден полностью выполнять волю своего благодетеля. Тихая, покорная Украина во главе со «своим человеком», полностью зависящим от него, — вот идеал, который воплощал в жизнь Голицын. Идеал, который был закреплен в Коломакских статьях, принятых на раде. Правда, своего избранника князь Василий все же недооценил.
Разумеется, неверно было бы сводить роль Мазепы к пассивному ожиданию, когда его сделают гетманом. В некотором роде он действительно вел игру «серого кардинала», тайную и скрытную. Главным было убедить старшину, что он является временным и неопасным соперником в борьбе за булаву, а Голицына — в том, что он скромный и благодарный исполнитель его воли.
События переворота развивались молниеносно. 7 июня в казацком обозе возвращавшихся войск над речкой Килчинем составляется «доношение», которое отдают «в руки» Голицыну[126]. Он отсылает ее с нарочным в Москву (можно не сомневаться, что с сопроводительным письмом). 16 июля табор встает над рекой Коломак. Туда прибывает гонец с указом от Софьи арестовать Самойловича и избрать нового гетмана. Исполнение поручалось Голицыну, «как Господь Бог вразумит и наставит». Князь окружил двумя московскими полками гетманский походный двор[127], а Кочубей доложил о готовности заговорщиков. Самойлович догадался, что происходит, провел ночь в молитвах, ожидая свою гибель, а утром, одевшись, по выражению Величко, как положено перед смертью, перешел в походную церковь. Именно туда явилась генеральная старшина с полковниками. Вуйца Волошин[128] произнес знаменитую фразу: «Пан гетман, тебя требует войско». Гетмана посадили на деревянную телегу и повезли в стан Голицына.
Теперь следовало заняться выборами нового гетмана. Хотели послать за духовенством и казаками в ближайшие полки. Но неожиданно обстановка осложнилась. Стали доходить сведения о бунтах. В Гадячском полку убили полковника. Тянуть с безвластием было нельзя. 24 июля вечером собралась старшина, чтобы выяснить волю Голицына. Он указал на Мазепу. Можно не сомневаться, что и Кочубей, и Борковский были разочарованы. Но спорить было невозможно, вокруг стояли русские стрельцы. 25 июля в присутствии Голицына собралась рада, на которой выкликнули имя Мазепы, а другие предложения были заглушены.
Иван Мазепа был избран гетманом, получил клейноды, подписал Коломакские статьи и присягнул на верность царям и правительнице. Год спустя он так и писал Голицыну: «своею мя возвел на уряд гетманский рукою»[129].
Величко, апологет Самойловича, с укором пишет, что Мазепа стал врагом гетману, «добродееви своему»[130]. Но, бросая вслед за ним этот упрек в «измене патрону», историки грешат против объективности. Вспомним: Самойлович сместил Многогрешного, которого сослали в Сибирь. Многогрешный, прельстившись булавой из рук русских, предал Дорошенко (тут уж факт «предательства» бесспорный). А как быть со всеми другими украинскими гетманами? Дорошенко Опара, Юрий Хмельницкий — Иван Выговский и т. д. и т. п. Борьба за власть, ставшая обычной в Гетманщине. В 1687 году Мазепа был виновен только в одном: он знал и не предупредил. Но, во-первых, как и большинство старшин, он считал смещение справедливым. А во-вторых, что бы изменилось, предупреди он гетмана? Идти против Голицына с его стотысячным войском было невозможно. Бежать — в условиях окружавшей Самойловича враждебной старшины — нельзя.
Несомненно, как человек глубоко религиозный, Мазепа не мог впоследствии не мучиться этим эпизодом. В 1693 году он мысленно возвратился к свержению Самойловича и, словно оправдываясь, говорил Виниусу, что хотя он вместе со старшиной «били челом» — то только добиваясь отставки гетмана. А «чтоб ево разорять, имение ево пограбить и в ссылку совсем в Сибирь ссылать, о том де нашего челобитья, ни прошения… не бывало»[131]. Подписывая «челобитную», Мазепа мог иметь в виду судьбу Дорошенко, то есть действительно считать, что Самойлович за былые заслуги получит «почетную ссылку».
Что касается моральной стороны принятия булавы, то тут тоже все обвинения пустые. Если бы Мазепа отказался пойти навстречу недвусмысленно высказанной воле Голицына, он поплатился бы карьерой или головой, а его место тут же занял бы Кочубей (кстати, тоже «облагодетельствованный» Самойловичем) или кто-нибудь еще. Участь Самойловича на самом деле была решена еще тогда, когда он впервые выступил против Голицына. И Мазепа навсегда усвоил этот урок, понял, как опасно открыто высказывать свое мнение сильным мира сего.
Мазепа заплатил за булаву. Я имею в виду не те «тридцать сребреников», о которых уже упоминалось. Он заплатил договором. Коломакские статьи делали гетмана, по сути, марионеточным правителем. Именно этот документ является самой яркой иллюстрацией голицынской политики по отношению к Украине.
