Анатолий Корольченко - Маршал Рокоссовский
— А теперь прошу предоставить мне возможность самому командовать войсками фронта.
Подобные просьбы Жукову, заместителю Верховного Главнокомандующего, еще не приходилось выслушивать. Он хотел было резко отреагировать по своей привычке, но сдержался.
— Хочешь сказать, что нам здесь делать нечего? Хорошо. Мы сегодня же улетим. Командуй!
И оба покинули командный пункт.
Уже с первых дней новому командующему стала ясна обоснованность выводов Гордова. Тот утверждал, что рассчитывать на успех можно лишь тогда, когда наступательная операция тщательно подготовлена и обеспечена необходимыми средствами, конечно, в возможных пределах. Предпринятое новым командующим наступление с целью ликвидации прорвавшегося к Волге противника не увенчалось успехом.
«Принимавшие в нем участие войска понесли большие потери и вынуждены были перейти к обороне, — писал Рокоссовский. — Причина неудачи усматривалась в недостаточном количестве артиллерии и минометов, низкой обеспеченности боеприпасами, а самое основное — в плохой организации наступления.
Нажим сверху, не дававший возможности в указываемые сроки организовать боевые действия войск, приводил к спешке, неувязкам и неорганизованному вводу частей и соединений в бой. Погрешны в том были Ставка, Генеральный штаб и заместители Верховного Главнокомандующего, ну и неизбежно вынужденные «попадать им в тон» командующие фронтами и армиями».
Упоминая заместителей Верховного, автор рукописи имел в виду Жукова и Василевского. Последний являлся одновременно начальником Генерального штаба. В ответственные периоды военных действий начальник Генерального штаба обязан быть в штабе, а не в войсках. Нахождение в войсках вынуждает его отстаивать интересы того или иного фронта, а порой и армии, допуская при этом ошибки и промахи в решении главной задачи.
Имея возможность наблюдать в штабе соседнего Юго-Западного фронта за деятельностью Василевского и Ватутина, Рокоссовский позже напишет:
«Создавалось впечатление, что в роли командующего фронтом находится Василевский, который решал ряд серьезных вопросов, связанных с предстоящими действиями войск этого фронта, часто не советуясь с командующим. Ватутин же фактически выполнял роль даже не начальника штаба… Все те вопросы, которые я намеревался обсудить с Ватутиным, пришлось обговаривать с Василевским…»
Свою деятельность новый командующий начал с ознакомления с подчиненными войсками и их командирами. Вот как описывал первую встречу начальник штаба 21-й армии полковник Иванов:
«Дверь нашего штабного блиндажа широко распахнулась, и в помещение, ловко пригнувшись под притолокой, вошел генерал-лейтенант высокого роста, моложавый, по-юношески стройный, чисто выбритый, с двумя орденами Ленина и тремя Красного Знамени на левой стороне груди и золотистой ленточкой — знаком тяжелого ранения — на правой.
… Он с неподдельным дружелюбием поздоровался. Его довольно узкая с длинными, как у музыканта, пальцами ладонь полностью охватила мою руку. Первой в голову пришла мысль о полном физическом и нравственном совершенстве этого человека. Достаточно было окинуть взглядом его статную и изящную, несмотря на большой рост и широкие плечи, фигуру, а затем взглянуть в голубые глаза, искрившиеся умом, решимостью и добротой.
— Не обессудьте, скажите, сколько вам лет? — заговорил Рокоссовский с чуть заметным польским акцентом. — А воюете сколько?…»
В заключение беседы он сказал:
— Не сочтите это за праздное любопытство. В папке нерассмотренных дел лежало представление о присвоении вам генеральского звания. Я дал этому документу ход. Теперь вижу, что не ошибся…
И еще была встреча с командующим 66-й армией генерал-лейтенантом Малиновским.
Ранее Константин Константинович не был с ним знаком, предупредил и поехал на командный пункт армии. Там командарма не оказалось.
— Где же он? — не скрыл удивления Константин Константинович.
— Выехал в войска, — ответили ему.
— Ну что ж, тогда поедем туда.
На командном пункте дивизии Малиновского не оказалось, не было его и в полку, и в батальоне тоже.
— Генерал в роте, на той вот высоте. Только она простреливается! Будьте осторожны.
— Нам не привыкать, — Рокоссовский решил-таки командарма увидеть.
По ходу сообщения он прошел к подножью высоты, потом, согнувшись, как говорится, в три погибели, перебежал простреливаемый участок, по заплывшему окопу добрел до самой первой траншеи. Там и увидел командарма.
— Вряд ли отсюда удобно управлять войсками армии, — тактично заметил Константин Константинович.
— С начальством предпочитаю говорить по телефону, а не встречаться с глазу на глаз, — ответил тот не очень миролюбиво.
Малиновский совсем недавно командовал Южным фронтом, держался независимо. А высокого начальства старался избегать. Особенно после его пребывания в Тбилиси, куда он прибыл после поражения у Ростова его Южного фронта.
Командовавший войсками Закавказья генерал армии Тюленев, увидев его, не скрыл тревоги.
— Поскорей, Родион Яковлевич, улетай в Москву. С минуты на минуту должен появиться Берия. Он очень на тебя зол за неудачу. Бери мой самолет и улетай!
И он не стал испытывать судьбу. В Москве его ожидал тяжелый разговор и милостивое понижение в должности. А в Тбилиси бушевал Берия:
— Улетел-таки предатель! Он мне ответил бы здесь за то, что допустил немцев на кавказские перевалы!
Обо всем этом автору настоящего очерка позже рассказал в беседе Иван Владимирович Тюленев.
Вот в такой необычной обстановке произошло знакомство двух будущих маршалов, героев Великой Отечественной войны. Расстались они друзьями. Константин Константинович увидел в командарме опытного военачальника, на которого в трудную минуту можно положиться, генерал же увидел в Рокоссовском человека, который может понять и помочь разделить трудности.
В состав фронта Рокоссовского входила армия, которой командовал генерал Жидов. Однажды Сталин, выслушав доклад Константина Константиновича о действиях этой армии, предложил изменить фамилию командарма на Задова.
— Товарищ Сталин, Жидов не из тех генералов, которые пятятся задом, — заметил командующий фронтом.
— Вы не так меня поняли. Претензий к нему нет, но уж очень фамилия неблагозвучна. Пусть будет хотя бы Жадовым.
Командарм не стал возражать. С того дня он стал Жадовым.
После окружения 360-тысячной немецкой группировки Паулюса возникла необходимость передачи руководства по разгрому окруженного противника одному командующему.
