Аркадий Сахнин - Не поле перейти
Один за другим поднимались руководители различных заводов и фабрик, учреждений, баз, складов, начальники строительств. И с той же неумолимой очевидностью, как было ясно, что снаряды надо взрывать на месте, люди поняли - на месте их взрывать нельзя.
Решили через полчаса собраться у здания обкома партии и облисполкома и идти к руководителям области.
Расходились молча, хмуро, не глядя друг на друга, каждый занятый своими мыслями. Не спросив разрешения, быстро покинул кабинет и капитан Горелик.
Ушли все. Только один полковник Диасамидзе остался сидеть, грузно навалившись на стол. Его одолевало собственное бессилие. Ни совесть, ни закон не давали ему права приказать своим подчиненным разбирать эту груду снарядов.
Четкий, как команда, голос раздался за спиной:
- Разрешите обратиться, товарищ полковник?
Он медленно и тяжело обернулся. Перед ним стояли капитан Горелик, старший лейтенант Поротиков и лейтенант Иващенко.
Всех троих поразило лицо и вся фигура их боевого командира. Как не похож он вдруг стал на самого себя. Никогда они не видели у него таких усталых и грустных глаз. Почему-то отчетливей стали видны седые пряди меж иссиня-черных волос.
Он сидит осунувшийся, постаревший. Офицеры увидели перед собой человека, охваченного горем, которое он не пытался скрыть.
И акт, где он поставил свою подпись, и выступление директоров предприятий он воспринимал, как укор, как обвинение лично его в бессилии. Да и в самом деле, сейчас он бессилен. Кто знает, будь он минером, может, и ринулся бы в это рискованное дело сам, в нарушение всех инструкций. Благо есть такой пункт в уставе, дающий право в известных условиях действовать сообразно обстановке. Но ведь он - общевойсковой командир.
В комнате было тихо, и в этой тишине особенно резким показался телефонный звонок.
Полковник знал, что сюда, в кабинет директора завода, никто ему не позвонит, и трубки не поднял.
А телефон продолжал настойчиво кого-то звать, и Диасамидзе вынужден был ответить.
- Это ты, Mиша? - раздался женский голос. - Ну как тебе ке стыдно, все телефоны обзвонила, чего ты еще забрался на гипсовый завод, у вас же есть хозяйственники!
Полковник улыбнулся.
- Нет, Асенька, тут мне самому надо, а чго случилось?
- Как - что? Обедать давно пора.
- Да, да, верно. Страшно есть хочется.
Совсем не хотелось полковнику есть. Но он знал,
что хороший аппетит радует жену: это признак хорошего настроения.
Поговорив с женой, полковник снова посмотрел на офицеров.
- Слушаю вас, - устало сказал он.
- Просим разрешить нам вывезти снаряды и взорвать их в безопасном месте, - доложил капитан.
Когда все его существо, все мысли сосредоточились и, казалось, уперлись только в два слова "Что делать?", когда только он обязан был найти решение этого проклятого вопроса, оно пришло само по себе.
В какое-то мгновение его переполнила радость и чувство гордости за своих людей. Он не мог скрыть улыбки. Это была чистая, отцовская наивная радость.
Еще несколько минут назад полковник не имел права послать своих подчиненных на это задание. А сейчас имеет.
От него требуется только одно: разрешение. Разрешить - и он избавится от этого назойливого вопроса "Что делать?". Они стоят и ждут. Он должен позволить идти в эту яму, откуда можно и не вернуться.
Должен разрешить этим троим, молодым и сильным, и их солдатам, еще более молодым, рисковать жизнью в мирное время.
А если не разрешить, никто не погибнет. Так он и должен сделать. Ведь вот в руках акт, его подписало много людей, другого выхода нет.
А заводы, дома, имущество мирного населения?
Нет, не легче стало полковнику от предложения офицеров.
Он молча сидел и злился на свою нерешительность.
В его собственной жизни не раз бывали трудные минуты, но как будто он всегда знал, что делать. Он быстро принимал решения, и, хотя они тоже были связаны с риском, сразу легче становилось их выполнять.
Впервые смелый, как ему тогда казалось, шаг он сделал в шестнадцать лет, в момент поступления в военное училище.
Оно находилось далеко за городом, и всех поступающих разместили в казармах. После экзаменов он не нашел себя в списке принятых.
- Почему? - спросил он. - Ведь экзамен сдан хорошо.
- Не хватило двух сантиметров в росте.
Но разве он виноват?
Когда непринятым предложили забрать документы и строиться для отправки в город, Миша Диасамидзе спрятался. Потом построили колонну молодых курсантов и направили в баню. Последним решительно шагал Миша. Из бани он вышел первым и первым получил обмундирование. Кому-то не хватило комплекта. Старшина сделал строгое замечание кладовщику за просчет, и все уладилось.
На первом же занятии во время переклички преподаватель не назвал фамилии Диасамидзе. Миша встал и заявил об этом. Не в меру ретивый старшина дал авторитетную справку, что Диасамидзе состоит в этой группе, и в журнале появилась его фамилия. Механически она перешла и в другие списки.
И все же почти через месяц Мишу разоблачили.
Никто не мог понять, как он попал в число курсантов.
После бурного заседания и взаимных упреков в потере бдительности начальник училища спросил:
- А все же как он показал себя?
- Знания отличные, дисциплина образцовая, - ответил начальник курса.
- По бегу и прыжкам в высоту занял первое место, - добавил физрук.
И люди смягчились, заулыбались.
- Будем считать, что два сантиметра в росте возмещаются его настойчивостью, - заключил начальник училища.
Так началась его военная жизнь, к которой он стремился буквально с детских лет.
Впервые военные способности молодого командира проявились во время боев у озера Хасан. И здесь было ясно, что делать: занять высоту 588,3 и держать ее до прихода подкрепления. Такой приказ получил командир учебного батальона комсомолец Михаил Диасамидзе.
Японцы не успели укрепиться и не ожидали удара:
в этом районе, кроме учебного батальона, войск не было. Высоту взяли. А вот удержать ее обычными средствами при малых силах, когда самураи стянули сюда мною войск, не представилось возможным.
С полночи и до рассвета японцы обрабатывали высоту артиллерийским и минометным огнем. Они вспахали каждый метр ее вершины. Ничто живое уцелеть там не могло.
Рано утром самураи пошли в атаку, хорошо зная, что серьезного сопротивления не встретят. Но у самой вершины на их цепи обрушился шквальный огонь.
Откуда же он взялся? Как уцелели солдаты Диасамидзе?
Очень просто. Он понял, что на высоте потеряет свой батальон под артиллерийским и минометным огнем. Блестяще организовав разведку, он увел бойцов вниз, и японцы били по пустому месту. А к моменту атаки советские воины, невредимые и отдохнувшие, уже сидели в окопах.
