Этти Хиллесум - Я никогда и нигде не умру
О главном все-таки я не могу сейчас писать, к тому же в комнате слишком много разговоров. Ханс, Бернард и папа Хан складывают пазлы. Прежде я бы не смогла, сидя в углу, писать или читать, если бы в комнате был еще кто-то, это сбивало бы меня с толку. Но сейчас я так глубоко ушла в себя, что, находись я даже посреди толпы, никто не смог бы мне помешать. Была бы «послушной девочкой», пошла бы сейчас спать в свою маленькую комнату, в девичью постель, но стремление к общению и дружелюбная привычка удерживают меня в этом «просторном приюте любви», как я его однажды патетически назвала. Ну да. Я приняла три таблетки аспирина и, наверное, поэтому так приятно оглушена. Завтра меня снова ждет огромная программа: буду очень занята этим несчастным будущим шизофреником с его фантастическим «имаго отца», потом надо составить письмо для S., потом приготовить урок русского и позвонить Алейде Схот[23]. Но прежде всего я должна хорошо выспаться. Жизнь стоит того, чтобы ее прожить. Господи, ты все-таки немного со мной.
Суббота [4 октября 1941], вечер. Сюарес[24] о Стендале:
«У него бывают сильные приступы тоски, которые он показывает своим друзьям и прячет в своих книгах. Его живой ум служит маской для прикрытия страстей. Он острословит, чтобы его с его большими чувствами оставили в покое».
Вот твоя болезнь: ты хочешь заключить жизнь в свои собственные формулы. Вместо того чтобы дать жизни объять тебя, ты все ее проявления хочешь объять своим духом. Как же это? Уйти головой в небо — еще куда ни шло, но наоборот, поместить небо в своей голове — ну никак. Каждый раз ты хочешь заново создать мир вместо того, чтобы наслаждаться уже существующим. В этом скрывается своего рода тирания.
6 октября [1941], понедельник, 9 часов утра. Вчера посреди дня во мне зависла одна фраза. Я спросила Хенни: «Тидэ, ты никогда не хотела выйти замуж?» На что она ответила: «Бог еще не послал мне мужа». Захоти я эти слова применить к себе, они бы значили следующее: если я хочу жить в соответствии с моими собственными, врожденными качествами, то, вероятнее всего, мне не следует выходить замуж. В любом случае не надо над этим ломать себе голову. Если я искренне прислушаюсь к моему внутреннему голосу, то в нужный момент пойму, послан мне Богом человек или нет. Но я не должна об этом все время думать. И также не должна идти на уступки, ввязываясь в брак на основании каких-то сумасбродных теорий. Нужно доверять себе и знать, что я иду определенным путем, и мне не стоит думать: а не буду ли я, если сейчас не заимею мужа, впоследствии очень одинокой? Смогу ли сама заработать на хлеб? Не останусь ли старой девой? Что скажет мое окружение, не буду ли я вызывать жалость, потому что все еще без мужа?
Вчера вечером в постели я спросила Хана: «Как ты думаешь, такой человек, как я, имеет право на замужество? Я вообще настоящая женщина?» Для меня сексуальность не так существенна, хоть я и произвожу иногда противоположное впечатление. Не обман ли это, привлекать мужчин, а потом не оправдывать их ожиданий? Природная женственность, во всяком случае сексуальная, мне не свойственна. Я больше не «самка», духотворные процессы разными способами ослабляют во мне чисто физическое, и иногда от этого возникает ощущение своей неполноценности. А еще мне кажется, что я стыжусь именно этой духовности в себе. Во мне заложены глубоко человеческие чувства, врожденные любовь и сострадание к людям, ко всем людям. Не думаю, что я гожусь для одного-единственного мужчины. Иногда это видится мне даже чем-то детским — любить только одного человека. И я никогда не могла бы сохранять верность лишь одному мужчине. Не из-за других мужчин, а потому, что сама состою из такого большого количества человеческих существ. Мне 27, и мне кажется, я достаточно много любила и была любима. Чувствую себя очень старой. Это не случайно, что мужчина, с которым в течение пяти лет я веду почти супружескую жизнь, — в том возрасте, в котором невозможно строить общее будущее, а мой лучший друг собирается жениться на юной девушке, живущей в Лондоне. Не думаю, что это для меня: единственный мужчина и единственная любовь. Но во мне много чувственности и большая потребность в любовной ласке, в нежности. И этого было немало. Да, не получается записать так, как чувствовала это ночью и утром.
«Бог не послал мне мужа».
Моя интуиция еще ни разу в жизни не позволила мне сказать мужчине «да», и мой внутренний голос должен быть для меня проводником во всем, но прежде всего в этом. Я хочу сказать, что во мне должен присутствовать определенный покой, как и точная, опирающаяся на мой внутренний голос уверенность в том, что я иду своей собственной дорогой. И замуж не выходить не из тех соображений, что вокруг так мало счастливых браков, это тоже было бы разновидностью конфронтации, страха и неуверенности. Но отказаться от замужества, поскольку знаешь, что это не твой путь. И потом не утешать себя язвительным замечанием, которое то и дело слышишь от незамужних девиц: «с меня хватит того, что я вижу у других». Я верю в счастливый брак и была бы, наверное, в состоянии такой создать. Но пусть будет то, что будет, не выстраивай никаких теорий по этому поводу, не спрашивай себя о том, что было бы для тебя лучше, не пытайся делать никаких расчетов. Если «Бог пошлет» — хорошо, нет — твоя дорога будет другой. Но не огорчайся потом, задним числом, и не говори: я должна была бы тогда поступить так или этак. Не надо говорить ничего такого, и поэтому вслушивайся сейчас в свою природную сущность и не давай смутить себя тем, что вокруг тебя говорят люди. А теперь давай работать.
Понедельник, утро, 20 октября [1941]. Они ели медленно, досыта и все плотнее прирастали к земной тверди. Это после завтрака, состоявшего из бутерброда с помидорами, яблочного варенья и трех чашек чая с настоящим сахаром. Во мне есть склонность к аскетизму: подвергать себя голоду и жажде, холоду и жаре. Не знаю, каково происхождение этого романтизма, но как только становится немного прохладнее, больше всего хочется забраться в постель и не вылезать из нее.
Вчера вечером я сказала S., что для меня опасны все эти книги, во всяком случае, иногда опасны. Что они делают меня ленивой, пассивной, что мне хочется только еще и еще читать. Из того, что он ответил, вспоминается лишь одно слово: «вырождающийся».
Порой мне приходится потратить столько сил, чтобы начать день, построить его основу: встать, умыться, сделать зарядку, натянуть чулки без дырок, накрыть стол; одним словом, «сориентироваться» в повседневной жизни, и чтобы еще остались силы для другого. Когда я, как любой житель города, встаю вовремя, то так собой горжусь, будто совершила что-то необыкновенное. И все-таки внешняя дисциплина, пока нет внутренней, для меня очень важна. Если я утром дам себе поспать на час дольше, это не значит, что я высплюсь, а значит, что я попросту не справляюсь с жизнью.
