Максим Ивлев - Диктатор Одессы. Зигзаги судьбы белого генерала
— Просите.
Вошел офицер действительно совершенно, как у нас говорят, «расхристочениый». Он махал руками в воздухе, поддерживая «расхристанные» слова.
— Ваше превосходительство! Мы окружены со всех сторон. Противник дал нам для сдачи 10 минут.
Гришин-Алмазов холодно смотрел на взволнованного офицера. И сказал спокойно:
— Отчего вы так волнуетесь, поручик?
И вслед за этим загремел:
— Что это, доклад или истерика? Потрудитесь прийти в себя!
Это подействовало. Руки и ноги поручика успокоились, и он повторил уже без истерики то, что сказал раньше.
И Гришин-Алмазов успокоился и сказал:
— Вы говорите, что окружены со всех сторон. Но как же вы прорвались? Вот что. Возвращайтесь к пославшему вас полковнику и скажите вашему начальнику: «Генерал Гришин-Алмазов, выслушав, что противник дал вам для сдачи 10 минут, приказал: дать противнику для сдачи 5 минут».
— Ваше превосходительство!
— Ступайте.
Поручик повернулся по-военному и пошел.
Я повторил вроде поручика:
— И что вы делаете, Алексей Николаевич?
Он ответил:
— Другого я ничего не мог сделать. У меня нет ни одного человека в резерве, кроме моего адъютанта. Я послал им порцию дерзости. Я хорошо изучил психику гражданской войны. «Дерзким» Бог помогает.
После некоторой паузы он повторил:
— Формально мы победили, если мы продержимся ночь, за утро я ручаюсь. А теперь пишите.
— Что?
— Приказ № 1.
— И что писать в этом приказе?
— Я поставил себя в полное подчинение генералу Деникину. Я умею не только приказывать, но и повиноваться. Пишите так, как написал бы Деникин, если бы он был здесь. Заявляю вам, что отныне вы моя «Деникинская совесть». Ухожу, чтобы вам не мешать.
Он ушел, я стал писать приказ № 1. Не думаю, чтобы Деникин так написал. Приказы того времени и в таких обстоятельствах обыкновенно начинались словами: «запрещается». Я, ощутив в себе тоже какую-то порцию дерзости, написал: «разрешается». Разрешается ходить по улицам днем и ночью. Когда возвратившийся Гришин-Алмазов прочел это, он посмотрел на меня вопросительно. Я сказал: «Это звучит гордо». Но ни один разумный человек не будет гулять по Одессе ночью — убьют и ограбят.
— Ну хорошо, дальше.
— Разрешается днем устраивать общественные собрания, где будут обсуждаться гражданами все важные дела, но в закрытых помещениях. Публичные митинга запрещены.
Гришин-Алмазов сказал:
— Наконец вы что-то запретили.
— Дальше опять будет либеральная политика. «Печать свободна».
— Да они Бог знает что будут писать.
— Не будут. Будут бояться. Назначьте несколько дельных офицеров в качестве необязательных цензоров. И они будут очень рады. (Надо отметить, что у генерала Гришина-Алмазова уже был опыт работы с военной цензурой. Еще в августе 1918 года он занимался подготовкой Временных правил о специальной военной цензуре и специальном военном почтово-телеграфном контроле для Сибирского правительства в Омске. —М.И.)
В это время обсуждение приказа № 1 было прервано. Явился адъютант Гришина-Алмазова.
— Разрешите доложить.
— Докладывайте.
— По телефону звонят, что противник, которому было дано 5 минут для сдачи, сдался.
Надо было увидеть лицо адъютанта. Он смотрел на своего генерала, как на чудо. И в нем действительно было что-то чудесное. Он сказал радостно, но спокойно:
— Я хорошо изучил психику гражданской войны.
***Фактически французская интервенция на Юге России началась. В одесский порт прибыли французские суда с небольшим числом французской пехоты. Во главе их стоял французский генерал Бориус. Они познакомились в моем присутствии. Я представил Бориусу Гришина-Алмазова, который сказал, кажется, по поводу украин-ствующих: «Ваши друзья — наши друзья. Но мы драться не будем».
На это Гришин-Алмазов ответил:
— На это мы и не рассчитываем. Драться будем мы.
Бориус спросил:
— А что вам нужно от меня?
— Несколько офицеров-французов.
— Зачем?
— Затем, чтобы они были свидетелями того, как мы будем драться.
Бориус очень обрадовался.
— Назначаю вас военным губернатором Одессы.
Генерал Бориус потребовал от петлюровцев, чтобы они очистили город. Получив отказ, он полностью доверился Гришину-Алмазову и его добровольцам. Французы оказали белым только огневую поддержку со своей эскадры. Уличные бои в городе шли в центре, районе вокзала, районе Нового рынка и Нежинской улицы.
В итоге инициатива Гришина увенчалась полным успехом. Через сутки, 5/18 декабря, город был полностью взят под контроль добровольцами, над Одессой был поднят трехцветный русский флаг, а петлюровцы отошли к северу и встали полукольцом вокруг города. Интересно, что в этот же день, пользуясь беспорядками и перестрелками в городе, одесские бандиты ограбили местное казначейство на сумму в миллион рублей.
Бориус был очень рад, что при занятии Одессы не была пролита французская кровь, и с тех пор стал полностью доверяться во всех делах новоиспеченному «диктатору Одессы».
Радуясь приходу французов и освобождению города от петлюровцев, одесские газеты запестрели приветствиями на русском и французском языках «дорогим друзьям и союзникам» и лозунгами «Да здравствует единая Россия!». Разразился приветственной статьей в «Одесском Листке» участник Ясского совещания, лидер кадетов П.Н. Милюков. Иван Бунин, проживавший тогда в Одессе, тоже написал специальное стихотворение по этому поводу:
22 декабря 1918 г.
И боль и стыд и радость. Он идет
Великий день, — опять, опять варягу
Вручает обезумевший народ
Свою судьбу и темную отвагу.
Да будет так. Привет тебе, варяг.
Во имя человечности и Бога,
Сорви с кровавой бойни наглый стяг,
Смири скота, низвергни демагога.
Довольно слез, что исторгал злодей
Под этим стягом «равенства и счастья»!
Довольно площадных вождей
И мнимого народовластья!
9 (22) декабря в Преображенском кафедральном соборе отпели офицеров и солдат, павших в боях с петлюровцами, и с воинскими почестями похоронили на Военном кладбище.
Гришин-Алмазов, в официальном донесении на имя Деникина, красочно описал сложившуюся обстановку в городе, заверил его, что «нигде и пи при каких обстоятельствах не будет проводить политики иной, кроме указанной в директивах», и попросил утвердить его в должности военного губернатора Одессы и прилежащего района. Деникин вскоре утвердил его и приказал произвести гам призыв офицеров и двух возрастных классов, «руководствуясь условиями местной обстановки».
