Дафна дю Морье - Извилистые тропы
Не сохранилось никаких письменных свидетельств о том, какой ответ получил Фрэнсис, но доподлинно известно одно: никаких изменений в положении Фрэнсиса в то время не произошло.
Второе упоминание о том, что он женат, встречается в письме к его кузену Томасу Хоуби от 4 августа 1606 года, в котором он пишет о смерти их общего друга. После выражения печали Фрэнсис говорит: «Благодарю Вас за сердечные поздравления по поводу моего избавления от одиночества, как Вы это назвали. Кто, как не Вы, способны оценить радости семейной жизни с доброй женой, в чем я не смею сравнивать себя с Вами. Но я благодарю Господа, что не попал из огня да в полымя. В каком-то отношении моя жизнь стала лучше, поэтому я не нахожу поводов жаловаться. Но об этом мы поговорим пространнее при встрече, и эта встреча будет особенно радостной, если миледи осчастливит нас своим музицированием; молю Вас передать ей мои самые добрые чувства».
Томас Постъюмес Хоуби, младший сын тетки Фрэнсиса Элизабет Расселл, женился на богатой вдове с имениями на севере Англии и потому был вполне доволен своей судьбой. У него тоже не было детей; его северные соседи любили посмеиваться над ним и называли Джек Длинный Нос за то, что он вечно лез не в свои дела. Будем надеяться, что кузены свиделись за обедом, представили друг дружке своих жен и что жены усладили их слух музицированием; возможно, Элис играла на клавесине.
Где жили Фрэнсис и Элис, когда парламент созывался на сессию, остается для нас тайной. Фрэнсис, без сомнения, продолжал пользоваться своей квартирой в Грейз инне, но супругу он вряд ли брал с собой туда, тем более что в феврале 1607 года, когда палата общин собралась после рождественских каникул, ему предстояло очень много трудиться. Туикенем-Лодж ему больше не принадлежал, в 1606 году он перешел в собственность графини Люси Бедфорд. Возможно, «распутник» Пэкингтон, который отчаянно ссорился со своей супругой, матерью Элис, как раз в это время расстался с ней — по слухам, после самого безобразного скандала — и предоставил свой дом на Стрэнде в распоряжение падчерицы и зятя. Сельский житель и по склонностям характера, и по натуре, он предпочитал свое поместье в Хэмптон-Ловетте шуму и суете Стрэнда, а леди Пэкингтон, дама со столь же неуживчивым характером, как у него, да еще и с целым выводком маленьких Пэкингтонов (плоды ее союза с «распутником»), которых надо было поднимать, плюс ее собственные дочери от Барнема, скорее всего удалилась в принадлежащее лично ей имение в Суффолке. Теперь Фрэнсис на собственном опыте ощутил, в какой ад превращают нашу жизнь родственники, при том что времени у него было в обрез, ведь в палате общин предстояли жаркие дебаты относительно объединения подданства жителей двух королевств.
Страсти по этому поводу полыхали. Естественно, что после восшествия на престол его величества с севера через границу хлынул поток шотландцев, и представители самых разных сословий видели, что они занимают земли, получают должности и привилегии, которые по праву принадлежат англичанам. Гвидо Фокс был не единственный, кто желал выдворить из Англии всех шотландцев до единого.
Забавно, но положение в стране напоминало нынешнее время, ведь согласно закону подданные Британского содружества имеют право получить английское гражданство и жить в Англии, но это вызывает такой же бурный протест, какой вызывало почти четыреста лет назад. Члены парламента, не желавшие объединения Шотландии и Англии, были и против предоставления подданства даже тем шотландцам обоих королевств, которые родились при жизни королевы Елизаветы и пользовались равными с англичанами правами. Фрэнсис, который был горячим сторонником и объединения королевств, и объединения подданств, произнес одну из самых долгих речей за всю свою политическую карьеру в ответ на выступление депутата от Бакингемшира, который весь день, от начала заседания и до его конца, поносил все шотландское. Кому, вопрошал он, удастся объединить два разных роя пчел? Зачем же в таком случае пытаться объединять два враждующих народа? А если бы королева Мария родила сына от короля Испании Филиппа, парламент что же, предоставил бы подданство жителям Сицилии и Испании?
Фрэнсис взял слово 17 февраля во вторник и, судя по числу страниц его написанной речи, говорил он несколько часов и, видимо, не прерываясь. Начал он с того, что отмел все опасения, что якобы шотландцы, переселившиеся в Англию после восшествия на престол Якова I, грозят вытеснить англичан из их собственной страны. «Мне бы хотелось узнать, сколько именно шотландцев переселилось за эти четыре года в города, городки и совсем маленькие городишки нашего королевства, — говорил он. — Я более чем убежден, что если кто-то захотел бы сделать подобную перепись, естественно, не включая в нее высокопоставленных лиц, окружающих особу его величества здесь, при дворе, и живущих в Лондоне, а также людей более низкого звания, которые им служат, то список оказался бы чрезвычайно коротким».
Он сообщил спикеру палаты, что «территория английского королевства заселена далеко не полностью… но даже если бы королевство было полностью заселено, все равно было бы невозможно уступить и отдать права рыбной ловли фламандцам, что мы, как хорошо известно, делаем». (Это был выпад в адрес рыбаков континентальной Европы, которые истощали рыбные запасы Ла-Манша в ущерб улову наших собственных рыболовецких судов. А ведь это и по сей день яблоко раздора между нами!)
Единственным серьезным препятствием для объединения гражданств было то, что законы в двух королевствах были разные. «Что касается лично моего мнения, господин спикер, то я желаю, чтобы народ Шотландии подчинялся нашим законам, — заявил Фрэнсис, — ибо я считаю наши законы, пусть с некоторыми поправками, достойными того, чтобы им подчинялся и весь остальной мир. Но сейчас я утверждаю… что по подлинному смыслу правил престолонаследия сначала должно произойти объединение подданств жителей и уже потом унификация законов… Ибо такое объединение подданств снимает с человека клеймо иностранца, а союз законов сделает их совершенно такими, как мы».
Возможно, один из самых убедительных и наиболее красноречиво изложенных доводов в пользу единого гражданства был продиктован опасением, что, если оба королевства объединятся без этой дополнительной гарантии, то в случае распада союза, а такое не раз случалось в истории, народы разделятся или начнут бунтовать. Фрэнсис привел в качестве примера Древний Рим, Спарту, из более поздних времен — Арагон в Испании, Флоренцию и Пизу, Османскую империю. «Не хотелось бы мне оказаться пророком, — продолжал он, — но я убежден, что если мы не проведем объединение подданств, пусть даже не во время правления его величества, которому так дороги оба народа, а при монархах, которые взойдут на трон после него, то над нашими королевствами будет висеть постоянная угроза раздела и вражды».
