Михаил Пришвин - Дневники. 1918—1919
— Лепешки продают! Восемь гривен за штуку.
Я, конечно, стал в очередь, и все боюсь, что не хватит, разберут и только время так пропадет. Вот кончаются, и нет, побежал куда-то, еще корзину принес, всем хватит.
— Сколько? две?
— Три, можно четыре, можно пять, десять можно!
— Давай десять! — Очередь протестует.
— Ничего, хватит.
Десять ржаных больших толстых лепешек несу я домой, вот порадую, так тяжело.
— Лепешки, господа!
— Лепешки! милый, яхонт, изумруд наш!
— Пожалуйте! только все не дам: по пол-лепешки и на ключ!
Разделил по пол-лепешки, и вдруг кто-то:
— Земля!
Потом все:
— Земля, тьфу, тьфу, тьфу!
Все плюются. Рассмотрели: лепешки сделаны из глины и навоза. И горе и смех, сейчас же смех:
— Лепешки «Земля и Воля».
— Нет, — говорю, — «Воля и Земля», сначала была воля. Мы сидели в тюрьме.
— А теперь земля: эти лепешки называются потому «Воля и Земля».
Продекламировал:
— «И кто-то камень положил в его протянутую руку...»[60]
29 Марта. Земля и воля.
— Ну, скажи, скажи...
— Дорогой, только слов нет: это нельзя сказать.
— А как же быть?
— Не знаю, как быть: надо не говорить, а слушать себя.
— Но ведь нужно же что-нибудь делать, как же все слушать, нужно и действовать.
- Почему-то думаешь, что, творя, ты действуешь. Вот уже почти месяц мы говорим, и что же сделано, что стало ясно?
Будьте смелы, писатели, не ждите, что вам покажется из этого хаоса лицо человека и вы тогда возьметесь за перья; как покажется — так знайте, что кончилась страшная правда и началась приятная ложь.
Хожу возле погибели — показалось простейшее без слов, как тогда, и я узнаю в нем свое и с ним соединяюсь с болью и радостью.
***Деревня
Раздел мужицкий Власть земли Митинги Силы хаоса Хаос
Огонь, кровь Очищение
Воля Земля и воля Земля Планета
Скифия Простор
Усадьба Раздел
Власть культуры Истощение словами бессильные слова дочь Теснота Руси связь
Разрыв Николай
Раздел (Ремизов)
Мать дети Ширь Руси
Михаил Терзаемый
<1 нрзб.> (Европа) Сергей***
(Из Разумника)
Действие: в усадьбе Орловской губернии[61]. Время: ранняя весна 1917 года — до осени.
Лица: Марья Ивановна Пришвина, сильная властная старуха, как переменная погода: то раскроется радостно и щедротно, то скупая и подозрительная, то гневная, то кроткая (умирает).
Лидия Михайловна Пришвина, дочь ее, старая девица, вечно ссорится и любит ее тайно: ее роль — связь, которая трагически рвется.
Михаил — любимый сын старухи: надежда, солнечная сторона ее (из Горького), доктор.
Николай — старший брат, подавленный материнским хозяйством: мелочная, собирательная сторона ее (из Ремизова), сборщик монопольный.
Сергей — младший, писатель, социалист (из Чернова-Разумника[62]), человек бумаги — слова, будущий левый эсер.
Первое действие: в столовой — мать ссорится с сестрой за столом и о ней с Михаилом, и о войне, и земле, и завещании... Выставляют балкон — весна. Хозяйственные распоряжения. Градусник, мужики у балкона. Мать больна. Сестра на диване: ссора — уходит! Умерла. Суета и никого: трюмо и Петр Петров. Завешивает трюмо, дает телеграммы.
30 Марта. В щелку истории. Все или почти все я могу понять, забыть и простить, когда начнется настоящее, искреннее стремление к возрождению России, но никогда я не забуду, что один большой писатель, очень большой, Ремизов, страдающий язвами желудка, во время нашей русской беды получал по восьмушке в день соломенного хлеба, а сам диктатор Ленин, наверно, мог себе заказывать в Смольном что только угодно. И пусть диктатор — спаситель России, но я подсмотрел в щелку истории, как жил «спаситель» человечества и как жил простой человек, и пусть составляют святцы спасения истории, я остаюсь при своем: человека в это время держали по-свински, и путь спасения был посредством свиньи.
Не верьте же, писатели, соловьям и ландышам наступающей весны — это обман! Сохраните это на свадьбу наших наследников, мы же теперь ляжем в могилу с тем, что видели в щелку: человеческая связь истории наконец обрывается, и благоуханные ландыши потом вырастают на трупе человека, будто бы раз навсегда спасенного и бессмертного.
Экономисты-материалисты и разные умно-рассуждающие инженеры, материалистического типа философы. История над бездной провала, человек проводит воображаемые мосты и надстройки и, перегнав через мост безликое стадо животных, соединяет разорванные концы человеческой жизни, перегнав, их обращают опять в человека. Но мы, обыкновенные люди, видели в щелку истории такое, что никогда не забудем: видели труп человека, будто бы раз навсегда спасенного, и отчаяние наше не дает нам сил...
Корабль спасения: Соломоны перегоняют через мост стадо и пр.,— ночь: распни его, распни его, и наступила Тьма.
Корабль не может жить без воды — он проповедует: забудем личные интересы.
Дни тюремного сиденья как ощущение тьмы распятия[63].
Овцы и козлищи перегонялись вместе одним кнутом. Когда овцы и козлищи перегоняются куда-то одним стадом[64] и одним кнутом — такая смесь называется коммуною.
Но ведь и Распятие — только легенда, только шип отчаяния. Голая земля, если на тебе вырастут ландыши, то небо даст эти цветы завтра всем.
Хорошо это при свете молиться на Распятие, но если свет погас и не видно, в какой стороне висит Распятие, и неизвестно даже, есть ли оно, — вот наше настоящее, как можно жить в такой темноте!
Мы не спасены прошлым страданием, с прошлым оборвана всякая связь, и пропасть открытая, непереходимая. В настоящем не видно лица человека.
Свершилось! окутала тьма, а что свершилось — об этом ведь потом будут рассказывать и учить, что распят был Бог, но теперь свершилось и нет ничего: живи, как хочешь.
И это надо принять, что мы были свидетелями, когда не церковная завеса, а само время треснуло[65], и жили мы без веры, надежды и любви сколько-то времени***<за-геркн.:*** что был такой промежуток пустоты, ничего не было — а пустота была стяжанием сильных и поиском пищи животной слабыми.
Если бы слышны были хотя бы трубы Архангела, созывающие живых и мертвых на Страшный суд[66]! И этого не было! Люди чинили старую одежду и выдумывали из кофейной гущи и мякины делать себе лепешки.
Пришел Сергей Георгиевич, музыкант, отсидевший два месяца в тюрьме за саботаж, и стал мне говорить:
<Приписка: Электричество погасло без предупреждения, как нам обещали больше не делать, мы остались во тьме, и трудно найти нам спички и засветить свечку, все вокруг стали разговаривать.>