Елизавета Уварова - Аркадий Райкин
После съемок в «Докторе Калюжном» Райкина приглашает находившееся тогда в Ленинграде «Белгоскино» (в 1939 году студия получает базу в Минске и меняет название на «Беларусь-фильм») для работы в картине «Огненные годы». Режиссер, один из крупнейших деятелей белорусского кино Владимир Владимирович Корш-Саблин, в фильмах 1930-х годов обращается к теме Гражданской войны, показывая ее через судьбы отдельна людей. Аркадий Райкин снимался в роли Рубинчика — молодого партизана, отряд которого помогает Красной армии сражаться с белополяками. В фильме участвовали известные актеры Константин Скоробогатов, Борис Пославский, Зоя Федорова, Иван Пельтцер, Александр Кузнецов и многие другие. Съемки проводились на территории Белоруссии; артистов — в фильме с массовыми сценами их было немало — расселили по частным квартирам. Именно в это время у Райкина родилась идея упоминавшегося выше эстрадного номера с перчаточной куклой Минькой, имевшего успех и у больших, и у маленьких зрителей.
Почему-то нигде не упомянута (за исключением кинословарей) еще одна небольшая предвоенная работа Аркадия Райкина в кино — роль американского корреспондента в известном фильме «Валерий Чкалов» (режиссер Михаил Калатозов, 1941 год). Аркадий Райкин и кино — тема, к которой впоследствии придется еще вернуться.
Сад отдыха
Окончательно расставшись с театром, Аркадий Райкин наряду со съемками в кино, судя по его ролям, отнимавшими не слишком много времени, начинает работать в качестве конферансье в больших концертах, проходивших на престижной площадке Ленинградского сада отдыха. «Лето 1938 года решило мою судьбу, — признавался он позднее. — Меня прельщала возможность индивидуального творчества, возможность неограниченной выдумки и непосредственного общения со зрителем». Для Райкина после работы в кино, где актер полностью лишен не только «возможности неограниченной выдумки», но главное — непосредственного общения со зрителем, эстрада становилась особенно привлекательной.
Решающую роль в приглашении Аркадия Райкина в качестве конферансье, а тем самым и в его дальнейшей судьбе на первоначальном этапе, по-видимому, сыграл директор Ленинградского театра эстрады (и Сада отдыха) Исаак Михайлович Гершман, о чем пишут многие мемуаристы. Незаурядный организатор (по современной терминологии — продюсер), он пользовался непререкаемым авторитетом в эстрадном бизнесе. Сочетание спокойной доверительности, житейской мудрости, доброжелательности с железным характером, целеустремленностью и одновременно гибкостью превратили его в подлинного стратега в своем деле. Обладая наметанным глазом, моментально оценивавшим способности артиста, он обратил пристальное внимание на молодого, еще не известного широкой публике артиста. Приглашая Райкина в качестве конферансье вести лучшие программы Сада отдыха, директор изучал его возможности. Судя по архивным материалам, Гершман к этому времени уже получил распоряжение Ленконцерта о создании на базе Театра эстрады небольшого Ленинградского театра эстрады и миниатюр и сделал ставку на молодого Аркадия Райкина.
По версии, изложенной самим Аркадием Исааковичем, объявленный в Саду отдыха летом 1938 года концерт оказывался под угрозой срыва из-за отсутствия конферансье. Указанный в афише артист заболел, другой не захотел его заменять, третьего не было на месте... «Исааку Михайловичу Гершману, — рассказывал Райкин, — ...пришло в голову пригласить меня вести программу. Я удивился и испугался: «Что вы! С моим Минькой, с тремя свинками! Ведь передо мной будут не дети!» Но И. М. Гершман убедил меня попробовать. Я страшно волновался. И что же? Взрослые оказались большими детьми, чем сами дети».
Концерт прошел успешно, за ним последовали другие. Простые номера конферанса привлекали тем «серьезом», с каким относился к ним артист, непосредственностью, верой в условия игры. Выступлений у Райкина становилось всё больше, он приобретал в Ленинграде известность. Хотя пожилые артисты иногда ворчали: «Не умеет объявить как положено, красиво подать номер!» — но публика оказывалась словно под гипнозом молодого артиста, то замирала, то дружно взрывалась хохотом.
Уже тогда Райкин владел искусством непосредственного общения со зрителем — основой конферанса. Он выходил на авансцену, молодой, элегантный, подвижный, легкий, притягивающий какой-то особой душевной открытостью. «Его огромные черные глаза, которые так выразительны, что кажутся специально «сделанными» для этого артиста по заказу, мгновенно выражали любое чувство и любую мысль, любой оттенок настроения их обладателя. Черные волосы, уже со знаменитой ныне седой прядью, стояли шапкой. Высокая, гибкая фигура, еще юношески худая, двигалась с тем неповторимым ощущением ритма, которым мы любуемся и теперь», — вспоминал известный писатель Виктор Ардов первое впечатление от встречи с Аркадием Райкиным.
Мягкая манера, подкупающая простота нового конферансье в первые минуты удивляли, зрители встречали его появление настороженно, выжидающе. Скромная улыбка, ровный тихий голос... Где же привычный ведущий концерта, уверенный, громкоголосый, развязный? Райкин берет стул: «Вот вы сидите, и я сяду...» И зрители улыбаются — невидимые нити обаяния, идущие от артиста, уже опутали аудиторию, она в его власти.
Такие естественность и простота общения отнюдь не означали дешевого панибратства, заигрывания с публикой. Любопытно, что самый открытый и тесный контакт не мешал Аркадию Исааковичу держать некоторую дистанцию по отношению к аудитории. Он был такой, как все, и в то же время другой. Театральность еще подчеркивалась концертным костюмом. В те далекие годы Райкин выходил на эстраду в безукоризненном смокинге, который в быту уже давно не носили, — одежде дипломатов и артистов. Театральность была и в прическе — пышной шевелюре с седой прядью в темных волосах.
Кстати, в повседневной жизни Аркадий Райкин всегда сохранял изысканную элегантность. Детали его костюма, будь то на репетиции или в домашней обстановке, всегда были тонко подобраны по цвету и фактуре. Врожденный артистизм создавал упомянутую выше дистанцию между ним и собеседниками, несмотря на его дружелюбность и простоту в общении. Впрочем, возможно, эта дистанция возникает в нашем сознании как дань высокого уважения к Артисту.
Летом 1939 года Аркадия Райкина пригласили вести программу в московском саду «Эрмитаж», тогдашней крупнейшей столичной площадке — это был для артиста еще один серьезный экзамен. Рецензент газеты «Советское искусство», оценивая программу, писал: «...конферирует Райкин оригинально, талантливо, скромно и даже чуть-чуть застенчиво... Худощавый, с подвижным лицом и не очень благодарным голосовым материалом... Появляется смущенным, собранным, настороженным. Зритель заинтригован. Райкин показал две коротенькие смешные сценки, продемонстрировал интересный фокус и блеснул рядом пародий...»
