Юрий Рубцов - Маршалы Сталина
Что же происходило тогда на рубеже, где сошлись советские и польские войска? Тухачевский вступил в командование Западным фронтом 29 апреля 1920 г. и всего через полмесяца был вынужден вести войска в неподготовленное наступление, чтобы отвлечь на себя силы поляков, под ударами которых соседний Юго-Западный фронт отступал. Собственная наступательная операция завершилась неудачей, но она дала командованию соседей необходимую передышку, чтобы привести войска в порядок и перейти в успешное контрнаступление.
С победами у политиков и политизированных военных возрождались и надежды на возможности мировой революции. Под их влиянием оказался и Тухачевский, чему способствовали члены РВС фронта Ф. Э. Дзержинский, И. Т. Смилга, И. С. Уншлихт. Позднее в своей книжке Михаил Николаевич подчеркивал, что при наступлении, кроме военных факторов, в расчет принималась возможность взрыва революции на Западе. Польская же кампания должна была стать связующим звеном между ней и Октябрьской революцией.
17 июля 1920 г. правительство дало главкому Каменеву указание решительно и непрерывно развивать наступление войск Юго-Западного и Западного фронтов. 23 июля Каменев уточнил задачу: Западному фронту — энергично продвигаться в общем направлении на Варшаву, дабы нанести противнику окончательное поражение (Варшавская операция), Юго-Западному — к 4 августа овладеть районом Ковель, Владимир-Волынский, нанести решительное поражение б-й польской армии и так называемой Украинской народной армии, оттеснив их к границам Румынии (Львовская операция).
Многим казалось: еще один нажим, еще один удар — и польская армия запросит пощады. Однако при подготовке и проведении Варшавской операции со стороны командования фронтом, в первую очередь Тухачевского, был допущен значительный просчет, заключавшийся в переоценке своих сил и недооценке сил противника.
Неблагоприятную роль сыграла здесь необъективная информация Польского бюро ЦК РКП(б) и Временного революционного комитета Польши (Польревкома) о положении в стране. Так, 6 августа Дзержинский, член Польревкома, сообщал Ленину, что польская армия разваливается, наблюдается массовое дезертирство. Даже 17 августа, когда армия Пилсудского уже вела успешные контрнаступательные действия, Дзержинский продолжал убеждать главу советского правительства, что польские крестьяне уклоняются от мобилизации, а рабочие Варшавы ждут прихода Красной Армии.
С наступлением же августа сопротивление польской армии резко возросло, и явственно обозначилась враждебность большинства населения Польши к наступавшим красным частям. Этого не хотели замечать многие руководители РКП(б), правительства и Реввоенсовета республики, уже грезившие о триумфальном завершении войны. Один лишь пример: 14 августа Троцкий подписал приказ, в котором призвал «отучить правительство польских банкротов играть с нами в прятки. Красные войска, вперед! Герои, на Варшаву!».
Жизнь показала иллюзорность подобных призывов, ибо обстановка изменилось кардинальным образом. Польское командование сумело перегруппировать силы и начало контрнаступление. В результате войска Западного фронта потерпели поражение и к исходу 25 августа отошли на восток, на рубеж восточнее Брест-Литовска.
Неудачный исход битвы под Варшавой во многом был предрешен и несвоевременной передачей Западному фронту 1-й Конной и 12-й армий из состава Юго-Западного фронта. Вначале противоречивые команды отдало Главное командование Красной Армии, затем передаче Конной армии Буденного воспротивился член РВС Сталин, а в довершение всего сотрудники Полевого штаба РВСР, которыми руководил начальник Оперативного управления штаба будущий маршал Шапошников, неправильно зашифровали телеграмму о передаче армий, в результате чего она была получена командованием Юго-Западного фронта только через двое суток.
Главную причину неудачи Тухачевский видел в позиции РВС Юго-Западного фронта (читай — члена РВС Сталина), который не выполнил указаний из Москвы о своевременном перенацеливании на Варшаву 1-й Конной. Но и в действиях самого командующего Западным фронтом военные историки отмечают большую долю авантюризма. Он не мог не понимать, что оторвавшиеся от своих тылов наступающие части рано или поздно выдохнутся и обессилят, а подать им своевременную помощь будет невозможно.
По мнению военного историка В. О. Дайнеса, одним из пороков Тухачевского как полководца являлось четко просматриваемое в годы гражданской войны стремление наступать без достаточных резервов. И если в борьбе с белогвардейскими армиями такой метод в основном себя оправдывал, то в войне с регулярной польской армией он оказался неэффективным. К тому же и исправить положение было очень сложно: ЦК РКП (б), Реввоенсовет республики, как было сказано выше, требовали энергичного наступления на запад, на Варшаву.
Мы так подробно остановились на этом сюжете потому, что в те года Тухачевским были посеяны зерна, которые проросли острой враждой Сталина, вылившейся в конечном итоге беспрецедентным в отечественной истории судебным процессом по делу об измене высшего командного состава армии.
Это, правда, будет через пятнадцать лет. А пока Михаил Николаевич служил новой власти не за страх, а за совесть. Именно ему высшее руководство доверило командование 7-й армией при подавлении Кронштадтского мятежа. Именно на его, командующего войсками Тамбовского района, совести лежат жестокие карательные акции в отношении тамбовских крестьян — участников антоновского мятежа летом 1921 г. 12 июня им лично был отдан секретный приказ о применении химического оружия для очистки тамбовских лесов от остатков повстанческих формирований. При этом он распорядился: «Во всех операциях с применением удушливого газа надлежит провести исчерпывающие мероприятия по спасению находящегося в сфере действия газов скота». Что сказать, поразительный гуманизм!
В практику борьбы с антоновщиной, поддерживаемой местным населением, было введено взятие заложников. Если в заранее объявленный срок крестьяне не выдавали повстанцев, начинался расстрел заложников. Если население оставляло деревню до прихода красноармейской части, Тухачевский приказывал жечь избы.
«Только заросшие крапивой и полынью сельские кладбища с низкими косыми крестами знали, — страстно восклицает в книге «Красные маршалы» писатель-эмигрант Роман Гуль, — сколько русых, седых, черных, льняных мужицких голов порубил Михаил Тухачевский». А А. И. Солженицын в «Архипелаге ГУЛАГ» высшую справедливость увидел в том, что возмездие за войну с собственным народом пришло со стороны именно тех сил, которым Михаил Николаевич служил столь ревностно: «Если на молодого Тухачевского, когда он победно возвращался с подавления разоренных тамбовских крестьян, не нашлось на вокзале еще одной Маруси Спиридоновой, чтоб уложить его пулею в лоб, — это сделал недоучившийся грузинский семинарист через 16 лет».
