М. Новоселов - Николай Эрнестович Бауман
Крайне интересные воспоминания об этих беседах молодого ветеринара находим мы в воспоминаниях И. Н. Белокурова.
Белокуров жил в селе Павловском, расположенном на пути из Новых Бурас в Саратов. Николай Эрнестович, изучая быт и условия жизни окрестного населения, услыхал о совершенно необычайном явлении в этом селе: молодой крестьянин организовал на артельных началах сельскую библиотеку!
Конечно, Бауман заинтересовался этим очагов культуры и стал собирать о И. Н. Белокурове более подробные сведения. Белокуров, крестьянин по происхождению, учился в земской школе и еще с детства крайне пристрастился к чтению. Его не удовлетворяли «жития святых», «четьи-минеи» и прочие «душеспасительные» книги, которыми просвещали в то время деревенскую молодежь в церковно-приходских и даже земских сельских школах. Еще подростком Белокуров, как он пишет в своих воспоминаниях, «так пристрастился к чтению, что без книг, казалось, и жить нельзя. Книг же в наших местностях тогда почти не было; покупать их на собственные средства я не мог, во-первых, потому, что мы жили бедно, во-вторых, потому, что хозяйством распоряжался мой отец и на покупку книг он, конечно, денег не дал бы».
И Белокуров придумал по тем временам крайне смелый и оригинальный выход: он убедил нескольких своих молодых сверстников-односельчан создать артель для изыскания средств на покупку книг. Молодежь, в числе тринадцати человек, задумала посеять подсолнечник на артельных началах: достали семян, посев и уборку решили провести своими силами, урожай продать и всю выручку употребить на покупку книг и выписку журналов и газет. Всю зиму 1893/94 года эти любители чтения «мечтали о книгах, строили разные планы»… Об этой «крамольной затее» узнал местный поп, и под его влиянием в артели из тринадцати человек осталось только пять. Но и этот удар не подорвал энергии Белокурова: впятером энтузиасты просвещения все-таки посеяли весной подсолнух, продали урожай и выручили 48 рублей — сумму по тем временам немалую. Слухи об этой артели дошли до Баумана, и он в начале 1896 года приехал к Белокурову, чтобы побеседовать с ним по душам. Приехал он, как вспоминает И. Н. Белокуров, на подводе в одну лошадь, запряженную в простые розвальни. Одет Бауман был в байковый чапан{Чапан — верхняя крестьянская одежда, надеваемая в зимнее время.} и закутан башлыком. Белокурова он встретил в конце села и очень обрадовался, что это именно тот человек, к которому он едет:
— Вот хорошо, тогда садитесь сюда и поедем к вам, — ведь я и еду к вам.
Белокуров вначале с некоторым опасением сел рядом с приезжими: «Дорогой я не осмелился его спросить, кто этот незнакомец и зачем он ко мне едет. Сидя с ним рядом, я увидел и по разговору понял, что это не простой человек, а, по нашему тогдашнему понятию, барин. А известно, как тогда баре снисходили к мужикам: с ними не разговоришься»{И. H. Белокуров. Встречи с H Э Бауманом. «Каторга и ссылка», 1931, № 4 (77), стр 197.}. Узнав, что его гость — ветеринарный врач, Белокуров подумал, что, вероятно, он приехал насчет каких-либо распоряжений о страховании скота.
Но лишь стоило Бауману побеседовать с Белокуровым наедине всего с полчаса, как крестьянин сразу и коренным образом переменил свое мнение о «барине» — молодом ветеринарном враче. Бауман живо и подробно интересовался работой «книжной артели», сказал, что это очень редкий случай крестьянской инициативы: сельская библиотека, да еще на артельных началах — явление совершенно необычное. Он дал Белокурову адрес петербургского «комитета грамотности», посоветовал, какие книги выписать на первых порах, рекомендовал обратиться и в Саратовское общество санитарных врачей, членом которого сам состоял. Бауман убедил Белокурова попросить ссуду, так как это общество помогало всяким культурным начинаниям в деревне, в особенности распространению просвещения{И. Н. Белокуров обратился после отъезда Баумана в это общество, и оно отпустило на библиотеку села 50 рублей.}.
Затем Бауман очень умело перешел к беседе на другие, более широкие темы: об отношениях крестьян этого села к помещикам, о размерах крестьянских наделов, о местном начальстве, духовенстве и т. п. Беседа приняла подлинно дружеский характер и затянулась далеко за полночь. Жена Белокурова уже два раза подогревала самовар, а хозяин и гость, оказавшийся вовсе не «барином», а на редкость простым и чутким человеком, все разговаривали. Белокуров страстно ненавидел помещиков, их гнет и притеснения, ненавидел полицию, но к царю относился с уважением, наивно полагая, что царь думает наделить крестьян землей, а помещики ему мешают. «То же самое происходило и в отношении религии, — писал впоследствии Белокуров в своих воспоминаниях, — я видел все поповские мерзости и все-таки, начитавшись религиозных книг, почаевских и троицких листков{Листки и брошюры, издававшиеся монастырями (Почаевской лаврой в Киеве, Троице-Сергиевской лаврой и др).}, был до фанатизма религиозен, верил в поповского бога и искренно ему молился»{И. H. Белокуров. Встречи с Н. Э. Бауманом. «Каторга и ссылка», 1931, № 4 (77), стр. 199.}.
Это отношение к царю и религии очень характерно для многих не только пожилых, но и молодых, даже стремившихся к знанию крестьян того времени. И Бауман, уже встречавшийся с такого рода настроениями среди казанских кружковцев, осторожно, но очень настойчиво старался переубедить своего собеседника, посеять в нем иные мысли и настроения.
Белокуров вспоминает:
«…Разными, на вид невинными вопросами старался навести меня на вывод, что царь, помещики и разное начальство — это одно и то же, что бога и религию нельзя отделять от попов. Но, соглашаясь с ним во многом, я все-таки упирался. Мое закоренелое убеждение в этот раз сломить Николаю Эрнестовичу так и не удалось. Мы с ним проговорили всю ночь до рассвета, и, уже собираясь уезжать, он спросил меня, что я думаю о тех людях, которые убили Александра И. Я опять ответил ему словами почаевских листков, что это были изверги рода человеческого, что я их ненавижу и т. п. Тогда Николай Эрнестович, покачав головой, сказал:
— Напрасно, это — люди хорошие… но, впрочем, мы с вами еще кое о чем поговорим, приезжайте ко мне в Бурасы.
Видя мое такое фанатическое упорство и слыша от меня такие гадкие, мерзкие слова, Николай Эрнестович не рассердился, а на мое упорство решил ответить тоже упорством. Он, как видно, из моего поведения вывел заключение, что если меня просветить, то я с таким же упорством буду защищать и революционные убеждения»{И. Н. Белокуров. Встречи с Н. Э. Бауманом «Каторга и ссылка», 1931, № 4 (77). стр. 199.}.
Беседа с Бауманом глубоко запомнилась Белокурову. О многом по-новому передумал он, стремясь понять полностью мысли Николая Эрнестовича. Занятый крестьянской работой в хозяйстве отца, Белокуров сумел попасть в Бурасы только летом. Бауман встретил его как старого знакомого, опять долго и дружески с ними беседовал и дал ему адрес одного из своих саратовских знакомых, с которым, как считал Бауман, Белокурову было бы очень полезно побеседовать. Впоследствии Белокуров вспоминал: «Мы проговорили тогда всю ночь до рассвета… Николай Эрнестович первый покачнул мою веру в бога и царя»{И. Н. Белокуров. Из записок аграрника. М., 1926, стр. 13.}.
