Виктор Устьянцев - Автономное плавание
- Да, спасибо.
- И не считайте, что сегодня вы попусту бились лбом об стену.
Матвей покраснел, вспомнив, что после разговора с Дубровским у него действительно было ощущение бесполезности этого разговора. "Но как Елисеев догадался об этом?" - недоумевал он.
* * *
Алексея еще не было. К огорчению Матвея, и Люси не было. Сима что-то шила. Она поднялась навстречу Матвею.
- Проходите, раздевайтесь. Алеша скоро должен прийти. Что это у вас с ногой?
- Так, пустяки.
- Садитесь вот сюда. Вы не возражаете, если я буду шить?
- Что вы, пожалуйста!
Сима снова взялась за шитье. Матвей увидел, что она шьет детскую распашонку.
- Кому это вы? - спросил он.
Сима улыбнулась:
- Алешке.
- Нет, серьезно?
- А я серьезно и говорю: нашему сыну Алешке.
- Ну? Это же здорово! А когда он?..
- Долго еще ждать, - вздохнула Сима. - В июне.
- Не так уж долго.
- Это - со стороны. А нам кажется, что очень долго. Вот женитесь узнаете.
Стремительно вбежала Люся.
- Собирайтесь, идем на концерт! - еще с порога крикнула она, размахивая билетами. - Здравствуйте, Матвей! А где Алексей?
- Еще не пришел.
- Опоздает - пусть пеняет на себя. Едва удалось достать билеты. Да одевайтесь же!
- Что здесь за шум и что тому причиной? - спросил Алексей, входя в комнату. - О, здесь, я вижу, все спешат куда-то.
- Поздравляю тебя с наградой! - пожимая руку Алексею, сказал Матвей.
- Спасибо, я тебя тоже поздравляю. Молодец! Как твоя нога?
- Хожу. А ты откуда знаешь?
- В газете прочитал.
- Где?
Газеты приходили в Синеморск вечером, и Матвей еще не успел просмотреть их.
- А ты не видел? Вот, смотри. - Алексей вытащил из кармана газету, развернул. На первой полосе под крупно набранным заголовком "За жизнь товарища" были помещены фотографии всех, кто отдал Афонину кожу и кровь. Первой была фотография Матвея, снятого в парадной форме. Наверное, эту фотографию взяли из его личного дела.
Люся, вырвав у Алексея газету, пробежала текст и с усмешкой спросила:
- Значит, "растяжение"?
Начали расспрашивать о подробностях, но Матвей напомнил:
- Мы опоздаем на концерт...
Мороз расстелил на ночь по улицам белые холодные простыни, и они крахмально похрустывали под ногами. Люся взяла Матвея под руку, поежилась:
- Холодно.
- Зима здесь всегда такая?
- Нет, морозы случаются редко. Чаще всего бывают дожди и туманы.
- Обычный приморский климат.
- Морозы все-таки лучше, чем сырость. Со снегом как-то уютнее. Я бы запретила в городах убирать его с улиц. А то никакого ощущения зимы.
- А я думал, вы любите только тепло.
Люся рассмеялась. Потом вдруг серьезно спросила:
- Вы и в самом деле так обо мне думаете?
- Примерно.
- Мне абсолютно безразлично, что вы обо мне думаете.
- Неправда.
- Нет, правда!
Их догнали Алексей и Сима.
- О чем спор? - спросила Сима.
- Так, о погоде, - уклончиво ответила Люся.
- Абсолютно неизбежная тема при первом знакомстве, - заметил Алексей. Мы с Симой тоже с этого начинали.
- Верно, верно, - подтвердила Сима.
- Что вы этим хотите сказать? - насторожилась Люся.
- Когда молодой человек начинает говорить с девушкой о погоде, назидательно поднял палец Алексей, - это может привести или к мелодраме со счастливым концом или к несчастью: если девушка красива, это грозит стихийным бедствием.
- А ну вас, - отмахнулась Люся. - Вы мне надоели, Алексей. Вечно вы что-то изрекаете. Вот именно - не говорите, а изрекаете.
- Я требую сатисфакции! - Алексей бросил к ногам Люси перчатку и стал в позу фехтовальщика.
- Послушайте, мы опаздываем, - взмолилась Сима.
До начала концерта оставалась одна минута, они уже не успевали.
Контролер, поворчав для порядка, все же впустил их в зал. Свои места им пришлось разыскивать в полумраке. На них зашикали. Матвей наткнулся больной ногой на стул и еле доковылял до своего места. Должно быть, тонкая кожица, затянувшая рану, лопнула: Матвей почувствовал, как теплая струйка крови потекла по ноге. Он обхватил руками ногу, пытаясь остановить кровотечение, но это не помогло.
- Что с вами? - встревоженно спросила Люся.
- Я, пожалуй, выйду. У меня, кажется, открылась рана.
- Подождите. - Люся что-то шепнула Симе и поднялась. - Обопритесь на мое плечо!
- Я сам. Вы оставайтесь.
Но Люся взяла его руку, положила себе на плечо, и они пошли к выходу. На них опять зашикали, а сидевшая в последнем ряду женщина пристыдила:
- Если уж напился, так сидел бы дома. И как только не стыдно. А еще офицер!
Оставив Матвея в вестибюле, Люся куда-то убежала и вскоре подъехала на такси. Она помогла Матвею сесть в машину и сказала шоферу:
- В госпиталь, пожалуйста.
- Что вы! - запротестовал Матвей. - Из-за такого пустяка в госпиталь. Я сам перевяжу, надо только купить в аптеке бинт.
Но машина уже мчалась по заснеженной улице к госпиталю.
Дежурный врач, осмотрев бедро, заметил:
- Надо было еще дня три-четыре полежать. Рано вы встали.
Люся ждала в такси.
- Ну что? - спросила она.
- Я же говорил, что пустяки.
- Я знаю, что это не смертельно. Но если уж вы "растянули" ногу, так будьте добры выполнять предписания врачей. Садитесь, я отвезу вас в гавань.
Почти всю дорогу они молчали. Люся забилась в угол машины. Матвей тоже сидел неподвижно и смотрел в ветровое стекло на мелькавшие огоньки домов, на смутные фигурки редких прохожих. Наконец Матвей сказал:
- Нехорошо получилось. Из-за меня вы не послушали концерт.
- Не велика беда.
- Теперь когда еще приедут из Большого театра?
- Перестаньте!
Матвей взял ее руку, поцеловал пахнувшую духами ладонь и потерся о нее щекой.
- Не надо, - Люся осторожно высвободила руку. Они уже подъезжали к гавани.
10
Погода была не по-осеннему тихой, ярко светило солнце. То и дело снизу доносилось:
- Товарищ вахтенный офицер, разрешите подняться наверх?
На мостике и так уже было тесно, но Вадим Сенцов, стоявший вахтенным офицером, разрешал подниматься наверх. Лодка долго будет в подводном положении, пусть матросы подышат свежим воздухом. На полигоне находится сейчас заводская лодка, оборудованная новейшей гидроакустической аппаратурой, и двадцать шестая будет работать с этой лодкой.
До полигона оставалось около четырех миль, когда радиометрист доложил:
- Малая цель, правый борт, сто двадцать!
Все находившиеся на мостике смотрели в этом направлении, но никто ничего не видел. Вадим поднес к глазам бинокль и тотчас воскликнул:
- Перископ!
Дубровский взял бинокль, несколько минут смотрел, но перископа не увидел.
