Анатолий Эфрос - Профессия: режиссер
…Азартно, с удовольствием разговаривает об учителе. (Тут азарт — форма сокрытия тайны.)
Где Вера? С утра не видела!
Не хочет больше, чтобы Ракитин читал, пускай расскажет что-нибудь.
Энергией она забивает свое волнение.
Через рассказ Ракитина как бы со стороны осознает свое положение. Наивно, как ребенок.
Ракитин что-то говорит о любви. Она даже не понимает, ибо слово любовь к нему не относится.
Занятный у нее характер — резкий, откровенный, взбалмошный, склонный к риску.
Снова на первый план выходит азартная игра в карты. Наталья Петровна мрачно замолкает.
Она требует, чтобы Ракитин рассказал, в чем он видит перемену в ней.
Она снова активна. Покой ей страшен. Она таким образом воюет, протестует против своей беспомощности.
Свое волнение из-за долгого отсутствия Беляева и Верочки вымещает на Ракитине.
Как встретила вошедшего Беляева? Скорее всего, скрытно. Ждала, а встретила не прямо.
К Ракитину: ну, как он вам?
А Ракитин думал о другом. Проницательность, называется!
После того как повидала Беляева и Веру, кажется, сникла. Устала ли? Или успокоилась? Или просто в мыслях о них осталась. В смутной неясности этих мыслей.
Опять картежники!
Пришел Шпигельский. Опять активна с новым человеком — чтобы тот что-нибудь смешное рассказал! Мучительное желание отвлечься.
Картежники тоже слушают то, что Шпигельский рассказывает, а она из всего рассказа только свое вытащила.
Двух любить нельзя.
Доктор все знает и только делает вид, что не понимает причины ее размолвки с Ракитиным? Или нет?
Карточная игра окончена.
Какая она порывистая, плохо собой владеет!..
Мысль о возможном замужестве Веры встретила весело, без подтекста. Мысль о том, что замужество Веры кстати, придет к ней позже.
С Верой разговаривает с открытой завистью, с открытым восторгом, интересом.
С неким чувством «убийцы».
…Ракитин опять спрашивает, что с ней. Ее новое, мягкое, тихое состояние. Отчего?
А потом опять переход к откровенности. Жажда общения. Сложная женская логика.
* * *Иногда какая-нибудь хорошая идея появляется вдруг, чуть ли не на двадцатой репетиции. Все уже, кажется, отрепетировал, обдумал и вдруг только потом начинаешь понимать, в чем дело.
Я знал, например, что Яго поймает Кассио на выпивке, что Кассио напьется и Отелло за драку отстранит его от должности. Яго знает, что Кассио, напившись, становится сам не свой. Но тут мне пришла в голову такая мысль. С Кассио ведь что-то конкретное случается, когда он напивается. Что именно с Кассио происходит при опьянении? Быть может, будучи очень скромным человеком, таким умным, добрым, нежным, — напившись, он как бы заболевает манией величия. Или же, напротив, зная свою слабость, способность к быстрому опьянению, он, чувствуя первое головокружение, начинает зверски подозревать каждого, что тот смотрит на него как на алкоголика. И тогда, все больше и больше пьянея, он конфликтует со всеми, утверждая, что трезв.
Но, может быть, во время его опьянения проанализировать, что есть опьянение Кассио, раз Яго так уверен, что оно приведет к скандалу. Не играть эту сцену огульно, в общем, мол, опьянел и все, а узнать какую-то тайну, в ней разобраться, найти конец и начало.
…Яго предлагает Кассио выпить. Нужно, кстати, не предлагать, а уже открывать бутылки, подготавливать место, чтобы выпивка стала для Кассио неотвратимой. Кассио должен почувствовать, что отказаться нет сил, раз Яго уже что-то делает. Если тот не успеет все приготовить, то вдруг можно будет еще отказаться. Чуть ли не драка из-за этой бутылки — открыть ее или поставить на место. Но Яго показывает на дверь, за которой якобы ожидают товарищи. И Кассио, имеющий слабость не только к вину, но и к товариществу, уступает.
Появляется, собственно говоря, лишь один Монтано, но Яго уже затянул прекрасную песню, и Кассио, выпив, тоже присоединяется к этому пению. Потому что он не чужд поэзии, как и дружбы, как и вина. Они поют широко, красиво, громко, импровизируя, так что Дездемона и Отелло, еще не успев заснуть, эту песню слышат.
Отелло даже привстал немного — не напились ли соратники?
Эта песня очень нравится Кассио. Он подхватил ее с удовольствием, а когда песня закончилась, сказал задумчиво: «Чудесная песня!»
И тогда Яго с жаром стал рассказывать, что выучил эту песню в Англии, и про англичан стал рассказывать, как они пьют и скоро ли пьянеют. «Датчане, немцы, голландцы — все это ерунда против них», — с азартом рассказывает Яго. Англичане «питьем заморят датчанина и шутя перепьют немца. Они еще раскачиваются, а голландца уже рвет». Конечно же, все от души смеялись этим шуткам. Неплохие шутки, кстати, если представить зрителей «Глобуса», именно англичан, услышавших столь бурную похвалу по своему адресу.
Но Кассио вдруг остановится, словно заметив, что они горланят и пьют, когда надо блюсти порядок. И, чтобы хоть частично поправить дело, поднимет стакан за здоровье Отелло. И все выпьют за черного генерала, а Яго снова затянет песню, которую опять-таки нельзя будет не подхватить, потому что она еще лучше прежней.
Теперь уже Дездемона привстанет и прислушается, но снова уляжется, успокоившись. Голоса слышатся хоть и пьяные, но песню поют красивую, не буйную.
Эта песня еще лучше прежней, — снова тихо скажет Кассио.
Яго молниеносно обернется: «Хотите, я повторю?» Кассио на одно мгновение почудится что-то недоброе в глазах Яго. Как ни притворяется черт ангелом, что-то выдает в нем черта, и Кассио как будто засек эти четверть секунды. Он как-то испуганно, со стороны посмотрел на происходящее. И сказал, что прекращает это празднословие.
Но, будучи уже пьяным, он тут же цинично засмеялся и уверил всех, что, хотя прекрасно знает правила, знает и лазейки и считает себя человеком, чья душа спасется.
И моя тоже, — присоединяется Яго.
Но в Кассио уже заговорила амбиция. Здесь главный он, а Яго — подчиненный, и «спастись» вначале положено старшему.
Это был опасный момент опьянения, и Кассио почти проконтролировал его.
Господи, — попросил он, — прости нам наши прегрешения.
И он пошел расставить караулы, но показалось ему, что оставшиеся улыбались ему вслед; тогда, возвратясь, он учинил им допрос: считают ли они его пьяным? И стал доказывать, что он не пьян, доказывать способами самыми простейшими: он вытягивал правую руку и говорил, что она правая, вытягивал левую и называл ее левой.