Герберт Осбери - Банды Чикаго
Около трех часов пополудни возбужденная тысячная толпа мужчин, вооруженных пистолетами, винтовками, ножами, палками и другим оружием, направилась вниз по Кларк-стрит, разбившись на два потока. Как только первый отряд перешел через понтонный мост, диспетчер – по приказу мэра – развел его и отрезал вторую часть. «Как только бунтовщики поняли, как ловко их обвели вокруг пальца, раздался многоголосый стон, который был слышен даже в здании суда, – пишет Флинн. – Они потребовали, чтобы оператор снова восстановил переправу, угрожая ему смертью и осыпая самыми страшными ругательствами. Эти переговоры продолжались до тех пор, пока мэр, наконец, не завершил свои приготовления и не распорядился открыть мост для движения. Но когда вся толпа перебралась на другую сторону, ее встретили более двух сотен вооруженных полицейских, выстроившихся плотной шеренгой поперек улицы Кларк, между Лэйк– и Рэндольф-стрит».
С криками «Бей полицию!» толпа бросилась в атаку, стреляя из пистолетов и размахивая ножами и палками. Полиция открыла ответный огонь и бросилась на восставших с дубинками. Схватка продолжалась более часа, пока бунтовщики не бросились бежать через мост в северные предместья. Несколько человек оказались серьезно ранены, однако, несмотря на интенсивную стрельбу и яростную рукопашную, убит был всего один человек – немец по имени Питер Мартин, застреленный дружинником-добровольцем после того, как тот выстрелом в руку ранил патрульного Джорджа У. Ханта. Однако «несколько дней спустя, – как писала чикагская «Таймс», – в северной части города прошло несколько таинственных похорон, из-за чего создалось впечатление, что среди восставших были и другие, неучтенные жертвы». По требованию группы владельцев салунов дружинник, убивший Мартина, был арестован, но вскоре отпущен на свободу, поскольку шериф заявил, что выстрел был произведен по его личному приказу. Еще несколько дней Паблик-сквер, где произошла кровавая стычка, охранялась двумя полицейскими бригадами, усиленными артиллерией, но волнения прекратились. На своем первом после этих тревожных событий заседании городской совет выделил патрульному Ханту «кругленькую сумму в 3000 долларов», на проценты от которых этот самый Хант жил целых двадцать пять лет благодаря мудрым финансовым советам доктора Буна.
Полиция арестовала шестьдесят мятежников, участвовавших в схватке у моста на Кларк-стрит, и четырнадцать из них были приговорены к тюремному заключению. Обвинения были выдвинуты и против двух ирландцев, Фаррелла и Холлемана, но по их делу было назначено новое расследование, которое так и не состоялось. Как писал Андреас, «если бы все обвинения в подстрекательстве немцев были свалены на двух ирландцев, это выглядело бы откровенной пародией на справедливость».
6
Компания как в поддержку, так и против сухого закона, которая завершилась всеобщим референдумом, состоявшимся в первый июньский понедельник 1855 года, была одной из самых волнующих страниц в истории штата Иллинойс. «Сторонники ограничений в торговле спиртным буквально оккупировали весь регион, – писал один из местных историков. – Филиалы их организации были во всех уголках штата и проводили систематические акции при поддержке большинства местных газет. Однако оппозиция проявила свою силу там, где мало кто этого ожидал. У нее появились новые органы печати в Чикаго и Бельвиле; алкогольные дельцы объединились и создали мощный денежный фонд, чтобы максимально воспрепятствовать принятию ограничительных мер. В результате итоги этого тяжелейшего голосования в прах развеяли надежды борцов с «зеленым змием». Закон об ограничительных мерах был отклонен большинством около 15 тысяч голосов, а посему чикагские владельцы салунов, винных лавок и пивных могли временно отдохнуть от серьезных атак на свой бизнес – по крайней мере, до принятия такого закона в масштабе всей страны, что произошло лишь 64 года спустя.
Глава 3
«НАС ОБЛОЖИЛИ СО ВСЕХ СТОРОН!»
1
В 1857 году, в двадцатую годовщину присвоения городского статуса, Чикаго мог гордиться почти 15 тысячами фирм; дюжиной банков; одиннадцатью железнодорожными терминалами и семнадцатью железнодорожными ветками, по которым ежедневно курсировало более сотни поездов; полутора миллионами тонн грузов, отправляемых и принимаемых ежегодно в местном порту, и двухмиллионным доходом от экспортно-импортных операций; шестьюдесятью гостиницами, из которых не менее десятка не уступали самым классным отелям Восточного побережья; сорока газетами и журналами; полудюжиной театров; огромным числом баров, которых вполне хватило бы на пять обычных городов такого же размера; восемьюдесятью танцевальными залами, где «оркестры играли с ночи до утра, а пары вальсировали без перерыва»; и, наконец, населением в 93 тысячи жителей – это был крупнейший город на всем северо-западе и столица огромного региона, который по своей территории превышал суммарную площадь первых тринадцати штатов, когда-то объединившихся в США. «Первые два десятилетия истории города Чикаго, – писал Андреас, – продемонстрировали самые невероятные темпы развития, когда-либо отмеченные в жизни человеческих общин или объединений за всю историю развития человечества».
Но помимо этих выдающихся достижений, в приходно-расходной книге истории Чикаго имелось множество записей, сделанных черными чернилами. И без того быстрый рост преступности всех видов к концу 1857 года усугубила волна финансовой паники, которая прошла по всей стране и сопровождалась сворачиванием деловой активности и массовой безработицей. Вооруженные грабежи, перестрелки, поножовщина, уличный бандитизм, воровство и просто хулиганство стали привычным явлением. Многие из таких преступлений совершали подростки и люди, бывшие в свое время добропорядочными гражданами, а теперь, «движимые единственным желанием прокормить свои семьи, превратились в грабителей, разбойников и воров». Одну из таких банд в составе 27 головорезов, вооруженных пистолетами, ножами и дубинками, возглавлял восемнадцатилетний парень, который хладнокровно признавался в полицейском участке в сотне ограблений, совершенных его подручными. Местом встреч эта банда выбрала таверну «Лимерик-Хаус» в районе портовых складов на южном побережье озера Мичиган, пользовавшуюся крайне дурной репутацией и хозяином которой был Джерри Шайн, тоже «весьма одиозная личность». Другой шайкой юных воров и карманников руководил бандит по кличке Иоанн Креститель, одевавшийся как священник – во всех черное и с красным платком вокруг шеи, но без рубашки. Его карманы всегда были набиты церковными брошюрами, которые он любил оставлять на месте преступления.
