Имран Касумов - На дальних берегах
Вагоны охватило пламя. Оставшиеся в живых немцы повыпрыгивали из вагонов и начали пускать в пространство длинные автоматные очереди. Новые взрывы (загорелись боеприпасы, находившиеся в вагонах) заставили их разбежаться в разные стороны.
Один из растерявшихся солдат скатился вниз по насыпи прямо на притаившуюся во рву Лидию Планичку.
Приказа стрелять не было. Планичка отбросила в сторону ружье и, схватив в охапку обезумевшего немца, повалила его на землю. Ненависть, лютая ненависть придавала ей силу. Она прижала солдата к земле, и, как он ни извивался, вырваться из ее сильных и цепких рук ему не удалось.
Наконец полковник, который все это время спокойно выжидал удобную минуту, приказал открыть по немцам огонь.
* * *
Утром Анжелика, зябко кутаясь в теплый клетчатый плед, радушно предложенный ей хозяйкой, у которой она провела ночь, побежала по узкой горной тропинке к домам, расположенным чуть выше. Перепрыгнув через низкий плетень у одноэтажного дома, выкрашенного в. темно-зеленый цвет (это делало его незаметным среди сосен), Анжелика направилась к крыльцу и постучала в дверь. Ее впустили в небольшую комнату, отведенную для Васи. Хозяевами дома были словены. Женщина средних лет, впустившая Анжелику, лукаво улыбнулась девушке, так рано поспешившей навестить ее гостя.
Вася еще спал. Анжелика тихо села у его ног. Вася спал спокойно и безмятежно, как ребенок.
"А все-таки он совсем еще мальчик", - подумала Анжелика и, протянув руку, отвела волосы со лба спящего. Руки ее были холодны с мороза. Вася лениво приоткрыл глаза и, увидев смеющуюся Анжелику, сладко потянулся и сел на постели.
- Лентяй, - сказала Анжелика.
- Ну вот еще, - Вася нахмурил выцветшие брови. - Нельзя уж раз в жизни поспать вдоволь.
- Ну, вставай, вставай, Вася.
Вася еще раз потянулся, протер глаза, зевнул и вдруг с детской непосредственностью воскликнул:
~ А какой я сон видел, Анжелика!.. Будто брожу я по окраинам Смоленска. Весна. И всюду цветут незабудки, ромашки, колокольчики. Буйно цветут, весело!..
Вошла хозяйка, позвала их пить горячее молоко.
В ее комнате, у маленького окна, на потемневшей от времени скамейке сидел гладко выбритый старик - в нем нетрудно было узнать священника, беседовавшего с Михайло в Триесте. Он вырезывал из дерева игрушечного козленка со смешной бородкой. Несколько козлят были уже готовы; старик выстроил их на узком подоконнике. За все время пребывания в этой комнате Анжелики и Васи старик не произнес ни единого слова, - он только бросал на них время от времени короткие взгляды, и на губах у него мелькала еле заметная ласковая и лукавая улыбка.
Анжелика знала, что священник в большом почете среди партизан, что он доставляет им ценные сведения; знала она также, что иногда он бывает не священником, а продавцом деревянных козлят, играющих немаловажную роль при передаче важных сведений партизанам.
Если бы католическим церковникам была известна вся правда о лжесвященнике, они стерли бы его в порошок. Но старик не унывал: в душе он надеялся, что доживет до того дня, когда самого папу со всеми его нунциями и кардиналами повесят за покровительство и помощь фашистским молодчикам.
Поблагодарив хозяйку, Вася и Анжелика вышли во двор. Они решили немного прогуляться и вскоре очутились на узкой горной тропинке. Кругом высились горы, поросшие редкими соснами и елями. На коричневых каменных громадах кое-где клочьями держался снег. Крутые обрывы топорщились колючим кустарником. На склонах гор сиротливо ютились крохотные неплодородные земельные участки... Чуть ниже виднелись села, состоявшие из каменных одноэтажных домов (изредка попадались и двухэтажные). Дома были словно прилеплены друг к другу: они грудились на клочках земли, как нищие, набросившиеся на добычу. Еще ниже начинался небогатый лиственный лес, который был сейчас черным: казалось, пронесся по нему страшный гибельный ураган, ободрал с деревьев листья, обуглил стволы... Где-то, под снегом, журчала вода; местные жители говорили о ней с благоговением: "Наша речка". Люди жили здесь впроголодь; редко можно было увидеть хлеб на столах у крестьян. Да и где ему расти?.. Всюду - камень и камень... Только на равнинах зеленели оливковые рощи, росли каштановые и ореховые деревья. Людей, которые жили там, горцы считали счастливцами: осенью у них бывали чудесные груши, грецкие орехи, каштаны, яблоки, даже апельсины. Совсем-совсем далеко, у самого моря, люди рыбачили и обменивались своей добычей с соседями.
В горах изредка встречалась крошечная церковка или костел, бог весть когда выстроенный в этом краю. Большинство церквей было давным-давно заброшено, а некоторые действовали и сейчас. Небольшой колокол, размером с обыкновенное ведро, звенел однозвучно, надтреснуто.
Неприхотлив, однообразен был здешний пейзаж. Но люди живущие в горах, добры и мужественны. Они делились с партизанами последним куском хлеба и делали это с таким видом, словно всего у них вдоволь: и кукурузной муки, и вина, и мяса... Но партизаны редко принимали их дары: кому-кому, а им-то хорошо было известно, что представляют собой эти места...
- Я вот все думал, как же вы тут живете? - задумчиво сказал Вася. - Ни клочка земли, одни скалы.
Анжелика грустно вздохнула:
- Так вот и живем. Представляешь, Вася, сколько надо потратить сил, чтобы разбить здесь садик или развести маленький огород? Приходится издалека в мешках таскать сюда землю. Мой дедушка натаскал три тысячи мешков... Надорвался. А однажды подкатила карета, и дедушке велели убираться на все четыре стороны: австрийский граф решил строить на его участке замок... Анжелика широким жестом указала на окрестные горы: - Посмотри, везде замки и виллы иноземцев! Природа не дала нам земли, а когда люди хотят исправить ошибку природы, пытаются вырвать у нее землю, - находятся "хозяева", которые жадно накладывают свою лапу на отвоеванные у природы поля. Она посмотрела на Васю:
- Наверное, у вас много земли, Вася?
- Много! Нет ей ни конца, ни краю, Анжелика!.. И главное: хозяева - мы сами!
Анжелика улыбнулась:
- Ну, ты, во всяком случае, совсем не похож на хозяина!
- А все-таки хозяин!
Вася вздохнул мечтательно:
- Люблю я весной пробежаться по родным полям, зло бежишь, а ветер тебе в лицо бьет. Устанешь, упадешь на землю. Лежишь в траве и смотришь на небо. А небо - глубокое, и облака плывут, как льдины по реке в ледоход... И весной пахнет. Жуки жужжат... И вдруг разливается над полем широкая песня, -такая же широкая, как сами поля, такая же глубокая, как небо над ними! Русская песня...
Чудесное лицо было в это время у Васи. Оно действительно казалось красивым, хотя бровей на этом лице почти не было видно, и выступали веснушки, и часто моргали большие голубые глаза в светлых, мохнатых ресницах. И одет был Вася невзрачно: в обыкновенный ватник, а длинная шея была небрежно обмотана изрядно потрепанным темным шерстяным шарфом, расцвеченным мелким белым горошком, который напоминал Васины веснушки. Но лицо Васи было озарено изнутри таким чистым светом, что сейчас немцы едва ли приняли бы Васю за глуповатого, белобрысого немецкого солдатика.
