Г. Бельская - Убийства в Доме Романовых и загадки Дома Романовых
Задержавшись в Твери (Петр заболел корью), 4 февраля царский поезд торжественно въехал в столицу. Толпы народа бежали за; возками. Для москвичей, приверженных старине и благолепию, наступил праздник: истинный царь, гонимый дедом и его иноземцами вкупе со злыми боярами, возвратился в белокаменную, первопрестольную Москву, столь недостойно униженную его дедом. Бог не допустил беззакония, и по Божьей святой воле досталось царство русское тому, кому-оно принадлежало по рождению. Ликованию не было конца, когда царь и его сестра встретились с бабушкой, Евдокией Лопухиной, которая еще в начале царствования внука была освобождена из заточения и теперь мирно проживала в Новодевичьем монастыре.
Но надеждам сторонников русской старины не суждено было сбыться: молодой царь был холоден, хотя и вежлив со своей бабушкой и после церемонии коронации, состоявшейся 24 февраля, с пылом юности бросился в развлечения, оставив дела в руках едва ли не самых худших, ибо они были бездарны, временщиков, каких только знала российская история XVIII века.
Долгорукие стремительно возвышались. Сразу же после коронации Меншиков с семейством были отправлены в Сибирь, в Березов, «с особенными, приемами жестокости и дикого зверства», как написал один почтенный историк. Царица-бабка удалилась от двора и заперлась за монастырскими стенами. Император же был всецело поглощен новой страстью — охотой, к которой его начала приучать еще тетка Елизавета в эпоху петербургского житья.
Петр проводил дни и недели на охоте, окруженный Долгорукими и их друзьями, которые наушничали, вымогали, окутывали государя паутиной интриг, мелких счетов и далеко идущих расчетов. С февраля 1728 по ноябрь 1730, то есть в течение двадцати одного месяца, только на крупных охотах — от недели до месяцев — Петр II провел 243 дня, то есть восемь месяцев. И это — не считая мелких, по два-три дня, в Измайлове. Тут уж было не до учения и государственных дел! Царская охота насчитывала до пятисот экипажей — с каждым из вельмож, сопровождавших царя, ехала собственная кухня и прислуга. «Переезжали из одной волости в другую, где были лесные дачи», — пишет историк. «Разбивали палатки, готовилось пирование; слуги развязывали поклажи, доставали посуду, устанавливали на столах кушания и бутылки… После охоты сходились в палатки, шел веселый пир, а по окончании снова все укладывалось, увязывалось, ехали далее и снова становилось там, где нравилось и обыкновенно заранее было указано. Это была не столько увеселительная поездка, а скорее кочевание в азиатском вкусе и сообразно старой московской жизни».
Среди Долгоруких на первое место при государе стал выдвигаться князь Алексей Григорьевич, постоянно возивший царя в свои подмосковные Горенки, где настойчиво, а иногда и назойливо, сводил Петра со своей дочерью, восемнадцатилетней Екатериной. Царю потакали, его удерживали на охоте или в Горенках, нарушая все приличия. Он бросил охоту лишь на короткое время в ноябре 1728 года, чтобы присутствовать у смертного одра той, кого любил больше всех, — сестры Наталии. Великая княжна умерла, в конце ноября, умоляя брата вернуться в Петербург и оставить Долгоруких. Но сразу же после ее смерти Петр снова оказался в Горенках, и тело великой княжны оставалось непогребенным до января следующего, 1729 года…
А что тем временем делало российское правительство? Сказывались ли перемены при дворе на положении в стране?
Герцог Лириа — внук английского короля Джеймса II, посланник мадридского двора в России и друг Долгоруких — пишет: «Все в России в страшном расстройстве, царь не занимается делами и не думает заниматься, денег никому не платят, и Бог знает, до чего дойдут финансы; каждый ворует, сколько может. Все члены Верховного тайного совета нездоровы, и не собираются, другие учреждения также остановили свои дела; жалоб бездна, каждый делает, что ему придет на ум». Ему вторит саксонский посланник Лефорт: «Когда смотрю, как управляется теперь это государство, по сравнению с царствованием деда, мне все кажется сном. Человеческий ум не может постичь, как, такая огромная машина держится… Всякий стремится уклониться, никто не хочет ничего брать на себя и молчит. Можно сравнить это государство с кораблем во время бури, капитан или экипаж которого пьяны или заснули».
А вот тоже внимательный и наблюдательный прусский посланник Мардефельд полагает, что народ в царствование Петра II был в общем-то доволен. Это происходило вследствие окончания Северной войны, уменьшения податей и поборов после смерти Петра I, развития торговли и промышленности по причине ослабления государственного вмешательства. Что же касается злоупотреблений и бесцеремонного обращения с казенными деньгами, замечает Мардефельд, то так всегда бывало, и не следует из-за нескольких, правда поразительных, примеров «провозглашать страшное расстройство».
Действительно, дела шли заведенным порядком, и катастрофы в царствование Петра II не случилось: Россия хотя и со скрипом, продолжала двигаться по петровскому пути.
Страной управляли Верховный тайный совет, окончательно оттеснивший Сенат, — происходило обычное для России сосредоточение исполнительной, законодательной и судебной власти. Император не показывался в совете. Среди верховников (так их называли) не нашлось никого, кто был бы равен или хотя бы похож на Меншикова по энергии и таланту. Остерман целиком поглощен внешними делами; князь А.Г. Долгорукий погружен в придворные интриги и борьбу за влияние на государя; Голицын, Апраксин, Головкин и князь В.Л. Долгорукий принимали в Совете решения, но в жизнь они претворялись медленно.
4 апреля 1729 года в Страстную пятницу, «в самый приличный день» (так написал С.М. Соловьев), было уничтожено недоброй памяти детище Петра Великого — страшный Преображенский приказ, и функции дознания и сыска разделили между Советом и Сенатом.
Верховники взялись за приведение в порядок законодательства, но сделали это испытанным способом — посредством разверстки, которая в стране, уставшей от прежних повинностей и поборов, дала результаты плачевные. Действительно, велели прислать в Москву от каждой губернии по пять дворян, которые должны были заняться приведением законов в порядок. Поскольку многие только что освободились от военной службы и хотели мирно пожить в своих деревнях, выбрали кого попало — инвалидов, пьяниц, голь перекатную. И из затеи этой ничего не вышло.
А вот комиссия о коммерции, во главе которой стал Остерман, действовала успешно: была уничтожена государственная монополия на торговлю рядом товаров, уменьшены пошлины, разрешено в Сибири свободно заводить предприятия и промыслы, без позволения Петербурга.
