Наталья Громова - Скатерть Лидии Либединской
1934 год. Помню разговор о плагиате в Детском Селе, мы с ним гуляли вечером.
— Плагиат — это чепуха. Берите у меня все что угодно и дайте возможность брать у других все, что мне нужно. Литература без заимствования немыслима. Но берите так, чтобы на взятом лежал бы отпечаток вашей личности.
Он привел многочисленные примеры, главным образом говорил об Л. Н. Толстом, Стерне, Теккерее, Стендале. Я его не оспаривал, находя, что это так. Украсть неопубликованную рукопись — вот это действительно воровство.
А. Н. Толстой. Сер. 1930-х * * *В Детском Селе я жил в Доме отдыха и заходил к Ал. Ник., чтобы побеседовать.
Однажды я пришел, когда Наталья Васильевна собиралась в город. А.Н. встретил очень радушно:
— Ну вот и прекрасно! Наташа уедет, а мы с вами тут пообедаем.
Нат. Вас. напряженно на него посмотрела.
— Не думайте, что он действительно вам так рад.
Я чуть не сдурел.
— Он просто рассчитывает, что без меня, под предлогом угощения вас, напьется водки.
А.Н. смутился и не нашелся, что ответить, — на подобное радикальное «разоблачение» он не рассчитывал. Но когда Нат. Вас. уехала, он действительно напился. Во хмелю он был таким же прекрасным собеседником, как и трезвым, но разговор его становился вольным, он не подбирал выражений, и было чрезвычайно интересно его слушать.
* * *А.Н. работал очень много. Когда я жил в Детском Селе, я бывал у него в самое различное время и всегда заставал его за работой. Он бывал на втором этаже, в своем кабинете, просторной комнате, увешанной картинами и гравюрами, в большинстве старинными и имеющими отношение к Петру. Я заметил у него редчайший портрет Петра. Он неутомимо стучал на пишущей машинке, с одинаковой легкостью отрываясь от работы и возвращаясь к ней.
Он жил «в Петре» в этот период.
Обличая истинно гигантскую природу дарования, он отрывался от Петра для богатырского наезда за деньгами — в кино, в издательство и т. д.
* * *Литературные дела свои А.Н. вел барским способом — чрезвычайно широко, не боясь влезть в долги и памятуя: в конечном итоге он себя оправдает.
А.Н. одновременно заключал шесть-семь договоров на написанные и ненаписанные вещи. Тут были романы, повести. Он срубал колоссальные авансы.
Всерьез он делал две вещи — Петра и «Хождение по мукам».
Остальное он писал левой ногой и две-три вещи с минимальной затратой сил — талант вывозил, вещи получались. К таким я отношу знаменитое «Черное золото». Другие же были написаны плохо, и приходилось или писать новые, или печатать, в зависимости от обстоятельств. Два-три договора он переуступал на половинных началах каким-либо соавторам, которые работали, а он их поправлял. Иногда эта система переживала кризис, и А.Н. оказывался в критическом положении. Об этом знал весь Ленинград. При этом он жил чрезвычайно широко и не в чем себя не стеснял. «Система» себя оправдывала.
Большая семьяВойна кончилась, и больше Лидия Борисовна никогда не расставалась с мужем.
Лидия и Юрий Либединские. Ялта, 1959«Сразу после войны мы стали жить на Беговой в крошечной двухкомнатной квартире, — вспоминают дочери. — К тому времени нас уже было трое детей, папа, мама и бабушка. Потом мы переехали там же в трехкомнатную. Бабушка получила свою отдельную „комнатку“ в доме, расположенном через двор от нашего, но жила фактически с нами. Еще у нас жила няня Настя с семилетней дочкой Галей. Они были откуда-то из глухой деревни, как и многие, заброшенные войной в Москву. Она сочиняла всякие прибаутки. Кажется, она потом ушла работать к кому-то еще там же на Беговой (это я узнала из переписки родителей с бабушкой). Еще до рождения нашего брата Сашки в августе 1948 года у нас в доме появилась Нина — жилистая, некрасивая женщина, еще совсем не старая, она была доброй, но, кажется, была единственной в семье, которая на нас громко и часто кричала, но мы ее совсем не боялись. Папа и бабушка, кажется, никогда не повышали на нас голос, а мама затянувшиеся капризы изредка пресекала решительными мерами — совала наши головы под кран с холодной водой. После этого затихал не только сам подвергшийся экзекуции, но и весь дом надолго погружался в тишину».
Отлучалась Лидия Борисовна из дома и расставалась с мужем только тогда, когда появлялся новый член семьи. У Лидии Борисовны с Юрием Николаевичем помимо старшей дочери Маши [32] родилось еще четверо детей: Татьяна (Тата [33]), названная в честь обеих бабушек, Лидия (Лола [34]), названная Юрием Николаевичем в честь любимой жены, Саша [35], названный в честь ближайшего друга Либединского, Александра Фадеева, и Нина [36] — в честь прабабушки Нины Алексеевны, матери Татьяны Вечорки.
О времени, когда Лидия Борисовна пребывала в роддоме, был написан маленький рассказ Юрия Николаевича.
ПрогулкаАвгуст в этом году был сухой, солнечный, а нам пришлось жить в городе. Мы отвезли Лиду в родильный дом, и жить нам стало без нее скучно.
В один из тихих солнечных дней пошли мы в зоопарк. Я вел за руку маленькую четырехлетнюю Лидочку (дома ее звали Лола), а впереди восьмилетняя Маша вела пятилетнюю Тату. У нас так водилось издавна: старшие девочки, взявшись за руки, шли впереди, Тата, не очень-то ловко ворочая языком, спрашивала, а Маша тут же отвечала. Иной порядок был просто немыслим: если бы рядом с Татой не было Маши, старшие не могли бы ни о чем говорить, а только отвечали бы на Татины вопросы:
— Откуда в кишке, которой поливают улицу, берется вода?
— Почему дяденька идет и шатается, когда нет ветра?
— Почему велосипед на двух колесах и не падает?
— Почему мороженое холодное, а на палочке дымится?
На все вопросы Маша отвечала почти не задумываясь, складно и звонко, иногда только взглядывая на меня за подтверждением. Так было и в зоологическом саду, когда Тата около обширного вольера, в котором жили медвежата, спросила, что они делают.
— Танцуют! — без промедления ответила Маша. — Их обучили танцевать, видишь, они танцуют!
И тут же на всякий случай взглянула на меня. Похоже, что медвежата и правда танцевали, обняв друг друга. Один белый и гладкий, поменьше, тянул в воду, а другой, бурый, лохматый, старался вытянуть своего собрата из воды. И ему это удалось бы, если бы вдруг белый не навалился всей тяжестью на бурого, маленькие, накось поставленные лапы которого заскользили, и он плюхнулся в воду. И тут же белый стал его топить, а бурый, пуская пузыри и разметывая брызги, — отбиваться…
