Фрида Вигдорова - Девочки (дневник матери)
27 января 46.
Галя поет Саше (невероятно перевирая мотив):
— Рыбки уснули в пруду-у-у…
— Почему в пруду? Лучше бы они спали на песочке, — возражает Саша.
* * *Галя говорит:
— Лену я люблю, она хорошая. А Милу не люблю и играть с ней не буду.
— Почему? Чем же она тебе не нравится?
— Она неправдивая. Подлиза. И надоеда.
Этот разговор мы продолжим. Интересно мне, что она имеет в виду.
18 февраля 46.
Саше 3 года 9 месяцев, Галке — 8 лет 11 месяцев.
Саша, оправившись от гриппа, говорит о себе:
— Сейчас я встану на свои слабенькие ножки.
* * *— Саша, кому идти в аптеку за лекарством: мне или папе?
— Ты иди.
Я уязвлена:
— Почему же не папе?
— Он — долго… — отвечает Саша.
Очень наблюдательный ребенок.
* * *Саша:
— Сейчас я построю домик, мама посмотрит и скажет: «Какая прелесть!»
19 февраля 46.
Мама рассказала мне, что Галя вернулась сегодня из школы заплаканная. Объяснила: «Мы пели песню “Отцы вернулись к нам домой”. А я петь не хотела. Только шевелила губами. Зачем я буду петь “отцы вернулись”, если мой папа не вернулся».
Это странно. Мне кажется, она почти не помнит Шуру, почти никогда о нем не расспрашивает, и мне кажется, она не понимает своей потери. Но, видимо, это не так. Я иногда рассказываю ей о том, каким был Шура в детстве. Она слушает жадно. Но сама не расспрашивает. Как-то спросила, правда:
— А папа Шура хорошо учился, когда был маленький?
И еще:
— Папа Шура любил играть со мной?
Александр Иосифович Кулаковский, Галин «папа Шура» (1912–1942).
21 февраля 46.
Вчера, вернувшись с работы, я была ошеломлена известиями о том, как вела себя Саша: она мешала Шуре работать, проткнула карандашом лимон, облила супом телефон (всё нарочно), кидала мяч на стол и в зеркало, стучала чем ни попадя по Милиной чернильнице и т. д.
— Я тебя не люблю, — сказала я.
Она покорно удалилась.
— Саша! — крикнула я некоторое время спустя, собравшись укладывать ее спать. Она мигом примчалась:
— Ты меня уже любишь?
22 февраля 46.
Саша сказала только что:
— Мама, если мне позвонят, скажи: «Сашенька устала, она прилегла, позвоните позже». Или: «Она встанет — сама вам позвонит».
23 февраля 46.
Я щекотала Сашку, щипала щечки, дергала за уши. Она все терпела со снисходительной улыбкой, а потом произнесла горделиво:
— Как мама меня любит!
Вчера долго гладила меня обеими ручками по лицу. А потом спросила:
— Приятно?..
* * *Саша поет:
— Ольбульбе́ли — опупели! Ольбульбе́ли — опупели!
— Саша, что такое ольбульбели?
— Это такое платьице! (?!)
* * *Я рассказала Саше своими словами сказку о золотой рыбке («…А старуха говорит: попроси у рыбки отдельную квартиру с газом, новые туфли, шапку-кубанку и много пододеяльников…»). Эффект неожиданный: Саше жалко старуху:
— Зачем у нее всё отняли?
— Жадная она, понимаешь — жадная! — говорю я. — Чего же ее жалеть?
— Все равно жалко! — отвечает Саша.
* * *Саша сказала кому-то: «Не ври! Ты врешь!»
Шура объяснил ей, что надо говорить не «врешь», а «ошибаешься».
Сегодня я сказала Саше:
— Не сбрасывай с себя одеяло.
Она ответила:
— Я не сбрасываю, не ошибайся, пожалуйста.
При этом вежливое «не ошибайся» звучит у нее совсем так же, как и «не ври».
* * *Я принесла от дяди Бори Зутта в подарок Саше целлулоидного пупса. Все сказали: «Какой чудесный! Где это Борису Борисовичу удалось поймать такого?»
Саша с удивлением:
— А разве они бегают по улицам? Ведь они же голые?
27 февраля 46.
Всё, что мы ей говорим, она возвращает нам сполна:
— Мама, сейчас же подай мне кубик!
Или:
— Папа, ты в своем уме? Ты разрушил мой домик, все кубики упали!
И так далее.
Когда Шура ее шлепает (а только он и шлепает), она призывает на помощь все свое самообладание, только бы не заплакать: отворачивается, строит равнодушное лицо, говорит что-нибудь, не идущее к делу: «Какой у кошки хвост пушистый».
* * *Шура:
— Саша, извинись передо мной!
Саша:
— Я устала…
1 марта 46.
У Шуры очередной грипп, и я отвезла Сашу на Сретенку. Между нею и Галей после поцелуев и объятий произошел такой разговор:
Галя:
— Ты поедешь с мамой Фридой обратно?
— Нет, я не хочу ехать на Ермолаевский.
— Почему?
— Потому что я хочу остаться на Сретенке.
— А почему?
— Потому что я хочу спать вместе с тобой.
— А почему?
— Потому что я тебя люблю.
— А почему?
— Потому что ты моя сестричка.
— А почему я твоя сестричка?
— Почему-почему! — раздражаясь, ответила Саша. — Потому что кончается на «у».
Папа Аба слушал с наслаждением, и на лице у него был написан восторг…
5 марта 46.
Саша после четырехдневного отсутствия вернулась домой.
— Ну как, мой горшочек тут скучал без меня? — спросила она.
Сразу стала озорничать, верещать, чего на Сретенке не бывало.
6 марта 46.
На Сашу напал рисовальный стих. Она целыми днями рисует, чем бесконечно радует родителей. Бумаги изводит — пропасть.
Постройки из кубиков стали у нее просто грандиозными. Я даже не могу их изобразить здесь.
7 марта 46.
Четыре года со дня гибели Шуры [А. И. Кулаковского, отца Гали. — А. Р.].
4 апреля 46.
Саша долго сидела у больной Ольги Львовны. После разговоров, чтения и прочих забав усталая Ольга Львовна сказала Саше:
— Ну, теперь помолчи немного…
Саша смолкла.
Через минуту раздался вздох, почти стон.
— Что ты, Сашенька? — спросила Ольга Львовна.
— Я не могу больше молчать!
7 апреля 46. Сретенка.
Когда Шура говорит Саше: «Я тебя не люблю!», она огорчается, но терпит сравнительно мужественно. Шура произносит эти слова слишком часто, и Саша попросту привыкла к ним. Я же этой формулой не злоупотребляю. И уж если мне приходится сказать «Ты плохая девочка, я тебя не люблю!» (Бог знает, педагогично это, или непедагогично), — она начинает маяться. На днях, когда папа Аба спал, я велела ей уйти в коридор и играть там. Она ответила: «Не хочу!» Вот тогда-то я и сказала:
