Миллиардер из Кремниевой долины. История соучредителя Microsoft - Аллен Пол

По своему опыту могу сказать, что каждое поражение содержит семена будущего успеха – если готов извлечь урок. Нам с Биллом пришлось признать, что наше будущее – не в аппаратном обеспечении или перфолентах. Нужно было найти что-то другое.

Глава 6

2 + 2 = 4!

Весь весенний семестр 1974 года Билл без устали уговаривал меня переехать в Бостон. Мы сможем работать вместе, говорил он; некоторые местные фирмы представляют интерес. Им можно предложить перспективный проект: может, расширение Traf-O-Data, может, что-то новое. В любом случае, интересно. Так почему не попробовать?

Я по-прежнему болтался в штате Вашингтон и был не прочь сорваться куда-нибудь. Я разослал по почте резюме в десяток компьютерных компаний Бостона и получил предложение работы с окладом 12 500 долларов от Honeywell. Билл тоже получил приглашение; казалось, все идеально устроилось: мы могли иметь приличный заработок и при этом заниматься своими делами на стороне. Однако, когда я дал согласие на работу и собрался снова покинуть Ваззу, Билл передумал и решил вернуться в Гарвард. Я подозревал, что на него надавили родители, которые придерживались более традиционных взглядов. В письме Рику Билл писал: «Им больше хочется, чтобы я пошел по деловой линии или в юриспруденцию, – хотя вслух они этого не говорят».

Тем не менее я по-прежнему был настроен ехать. Не выйдет в Бостоне – я всегда могу вернуться в университет. А пока посмотрю новые места, тем более что Рита согласилась сопровождать меня. Мы повзрослели и хотели пожить вместе – в качестве репетиции к браку. Ну и плюс к этому Билл будет рядом. Мы хотя бы могли по выходным обсуждать проблемы.

Отец не разделял моего энтузиазма.

– Это программирование только отвлекает, – говорил он мне. – Я не согласен с твоим выбором, но ты достаточно взрослый – решай сам.

Когда в августе настал день нашего с Ритой отъезда, отец помыл наш семейный «Крайслер» и заправил бензином. Что бы ни думали мои родители, они помогали мне всегда, чем могли.

Наша с Ритой поездка превратилась в настоящее приключение. Помню, как долго мы пересекали Монтану, как добрались до Новой Англии в тумане, какого я в жизни не видел, и как в итоге заблудились в развязках у самого Бостона. Мы нашли недорогую квартиру в Тингсборо – почти на границе со штатом Нью-Гемпшир. Рита устроилась на завод полупроводников, а я начал работать в Honeywell (помню с детства – у нас в доме был термостат этой компании).

Если DEC была одним из главных и реальных конкурентов IBM, Honeywell жила в замкнутом мирке; люди отрабатывали свои часы, словно в телефонной компании. Фирма славилась спокойной, неформальной атмосферой: никаких галстуков, традиционный бридж в обеденный перерыв. У менеджеров были отдельные кабинеты вдоль стен с окнами, а программисты сидели в общем зале, по двое на клетушечку. Я работал с замечательными парнями – им всем было за тридцать. Они занимались солидными разработками, но не имели ничего общего ни с элитой в CCC, ни с крутыми ребятами в TRW. У них не было хакерской этики.

Мне поручили разработать протокол обмена, который связал бы многочисленные мини-компьютеры Honeywell; маленький кусочек большого проекта – в соответствии с девизом «Начни с малого». Я сидел в своей бежевой клетушечке, строчил безликий код на Ассемблере – и вскоре начал скучать. Гораздо веселее мне было в свободное время: с помощью пароля Билла я добирался до Гарварда – и тогда впервые познакомился с Unix, многозадачной операционной системой от Bell Labs, которая разом покорила университеты. Короткие команды, революционная файловая система – Unix предложил более простой способ организации файлов и работал на аппаратуре, стоящей всего 10 000 долларов. Я словно увидел параллельную компьютерную вселенную, полную свежих идей; от этого работа в Honeywell казалась еще противней.

Мы с Ритой знали во всей Новой Англии только двух человек. Один – Барт Джонсон, блестящий и нервный ученик Лейксайда, который намекал, что работает на мафию. Барт своеобразно решал проблему штрафов за неправильную стоянку; он покупал развалюху и парковался на ней где душе угодно в самом престижном районе, пока бардачок не переполнялся квитанциями. Кончалось тем, что машину буксировали на штрафстоянку, а Барт покупал следующую.

А второй – Билл. Он приехал к нам в Тингсборо в октябре – мы отметили день рождения его и Риты; Билл всегда ей нравился. Как-то в Пулмане она зажарила на ужин курицу – и весь вечер не могла оторвать глаз от Билла.

– Ты видел? – спросила она меня, когда Билл ушел. – Он ел курицу ложкой. В жизни не видела, чтобы курицу ели ложкой.

Когда Билл размышлял, он забывал о социальных условностях. Однажды он дал Рите совет в области моды: просто покупать все одного стиля и цвета – тогда не придется терять время, выбирая, что сочетается, что нет. Самому Биллу хватало любого свитера, который можно носить с коричневыми брюками.

В ноябре мы с Ритой переехали в Риндж-Хаусес, новостройку в Кембридже – с линолеумными полами, стальными дверями и полчищами тараканов. Когда мой «Крайслер» начал жрать масло, я купил подержанный желтый «Мустанг» с откидным верхом за 290 долларов. Однажды утром я сел в машину и повернул ключ. Тишина: кто-то украл аккумулятор. Через пару дней я отправился в «Сирс» и купил новый. Я открыл капот – теперь украли мотор. Я махнул рукой на свой «Мустанг» с открытым верхом – он так и так мало подходил для пронзительного северо-восточного ветра. Через месяц машина стояла на колодах, ободранная как липка.

Ко Дню благодарения Рита уволилась с работы и вернулась в Сиэтл – получать степень в университете. Рита – моя первая любовь, мой первый медленный танец; без нее мне стало одиноко. Я проводил вечера с Биллом в общежитии «Кариер-Хаус», пока он не отправлялся на всю ночь играть в покер с местными шулерами. Он получал полезные уроки блефа; как-то Билл выиграл 300 долларов за ночь – и спустил 600 назавтра. За осень он потерял несколько тысяч, но неизменно повторял мне:

– Я совершенствуюсь.

Я знал, что он думает про себя: «Я умнее этих парней».

В свободное время я интересовался микропроцессорами. Несколько недорогих компьютеров было собрано на основе Intel 8008, но ни один не стал шагом вперед. Французский Micral N, заявленный в 1973 году как микрокомпьютер, программировался только в двоичных кодах; его использовали в пунктах взимания сбора на автострадах и для каких-то сельскохозяйственных проектов за границей. Scelbi-8H, имеющий всего несколько килобайтов памяти, не пригодился нигде. Mark 8 продавался в наборе для самостоятельной сборки – для самых упертых любителей делать все своими руками. С явлением в 1974 году нового, более мощного чипа Intel – 8080 – технология, казалось, была готова к прыжку. Однако трамплин для прыжка – универсальный компьютер – еще предстояло создать.

Я подумывал о том, что можно на основе Traf-O-Data собрать компьютер на 8080-м чипе, который поспорил бы с PDP-8, но Билл счел идею бесперспективной. Я выдвинул новое предложение: а если собрать сотню чипов вместе и получить нечто дешевле и мощнее, чем любой современный мини-компьютер? Или сложить пачку четырехразрядных процессорных секций, чтобы эмулировать работу IBM 360 – за цену неизмеримо ниже.

Каждый раз, когда я прибегал с идеей к Биллу, он лопал ее, как мыльный пузырь.

– Для этого нужен батальон народу и куча денег, – говорил он.

Или:

– Ну, это уж чересчур сложно.

Слишком свежи были его воспоминания о крахе нашей Traf-O-Data.

– Мы не боги в аппаратном обеспечении, Пол, – повторял он мне. – Наше дело – программы.

И он был прав. Мои идеи или опережали время, или были нам не по зубам. И подумать было смешно, что два пацана из Бостона побьют IBM на их поле. Здравый смысл Билла не давал нам тратить время там, где нам вообще не светила удача.

И когда в декабре появилась реальная возможность, я в нее вцепился.