Юрий Емельянов - Троцкий. Мифы и личность
Борьба за демократию, как и в 1923 году, предполагала опору на лиц, занимавших видные посты в вооруженных силах. Большой резонанс в стране вызвало обнаружение в подмосковном лесу тайного собрания, которое проводил 6 июня 1926 года активный сторонник Зиновьева заместитель военного наркома М.М. Лашевич. Поступали сведения и о том, что Зиновьев использовал коминтерновский аппарат для подготовки и распространения материалов оппозиции.
Окончательное оформление объединенной оппозиции произошло перед июльским (1926 г.) пленумом ЦК, в адрес которого было направлено «заявление 13-ти», среди которых были Троцкий, Зиновьев, Каменев, Крупская, Пятаков, Лашевич, Муралов и другие. В заявлении подчеркивалась необходимость борьбы за демократию и против бюрократизма. Нет сомнений в том, что «заявление» содержало ряд обоснованных замечаний о наличии острых проблем в стране (отставание в развитии промышленности, рост безработицы и розничных цен и т. д.), справедливых выводов о невнимании правительства к нарастанию кризисных явлений в экономике, растущей бюрократизации в партии. Однако перечень авторов этого «заявления» свидетельствовал о том, что эти замечания были лозунгами, выдвинутыми в ходе борьбы за власть.
Пока Зиновьев и Каменев были в составе руководства партии, они воспринимали заявления 46 членов партии о неудачах экономической политики руководства как подрывные. Менее чем через три года они сами обвиняли руководство партии в том, что его экономическая политика «приближает страну к краху». Вероятно, предупреждения «заявления» имели основания, но, как и огульно отрицательная характеристика положения страны и политики правительства в «заявлении 46», так и критика, содержавшаяся в «заявлении 13» были преувеличенными, а предлагавшийся выход из этого положения казался сомнительным.
Зиновьев, Каменев, Лашевич и другие, которые еще два года назад клеймили Троцкого и его сторонников за нападки на «бюрократический партийный режим», теперь с готовностью подписались под фразами, которые, казалось, были дословно взяты из «заявления 46». Теперь Зиновьев и Каменев подписывали заявление, в котором говорилось: «Сейчас уже не может быть никакого сомнения в том, что основное ядро оппозиции 1923 года, как это выявила эволюция руководящей ныне фракции, правильно предупредило об опасностях сдвига с пролетарской линии и об устрашающем росте аппаратного режима».
Если три года назад Зиновьев и другие увидели в требовании сорока шести – созвать совещание партийных работников для пересмотра политики партии – попытку переворота, то теперь они выдвигали аналогичное требование – «общими силами восстановить в партии режим, который позволит разрешить все спорные вопросы в полном соответствии со всеми традициями партии, с чувством и мыслями пролетарского авангарда».
Когда на XII съезде троцкист В.В. Косиор объявлял о недостаточном использовании в государственной работе Троцкого и Шляпникова, он тем самым отстаивал право лидеров, вынесенных на волне Октябрьской революции к руководству страны, пребывать чуть ли не пожизненно у руля государственного управления. Теперь такие же требования выдвигали лидеры «объединенной оппозиции». Они заявляли о том, что у секретариата ЦК есть план «отсечь ряд работников, принимавших участие в руководящей работе при Ленине, и заменить их новыми элементами, которые могли бы составить надлежащую опору для руководящей роли тов. Сталина».
Пожалуй, наиболее существенным отличием «заявления 13» от «заявления 46» была персонализация критики и направление ее против Сталина. Наконец, после нескольких лет борьбы Троцкий признал в Сталине самого серьезного оппонента. Дейчер утверждал, что в этом его долго убеждали Зиновьев и Каменев. Считая, что главный удар следует направить против генерального секретаря, оба члена политбюро, возражавшие ранее против публикации ленинского «Письма к съезду», теперь изменили свою позицию. Поскольку вопросы борьбы Ленина с Троцким и профсоюзной дискуссии 1920—1921 годов, которые во многом определяли мотивы «Письма», перестали быть актуальными, Каменев и Зиновьев, оказавшись в блоке с Троцким, увидели большие возможности в использовании ленинских заметок для дискредитации Сталина. Мысли Ленина о роли Троцкого, о необходимости расширить численный состав ЦК и прочее воспринимались лишь как случайные замечания, а предложение о перемещении Сталина с поста генсека казалось стержнем «Письма», которое все чаще объявлялось «Завещанием». Теперь, когда роль генерального секретаря и его авторитет неизмеримо выросли по сравнению с зимой 1922/23 года, фраза Ленина о том, что Сталин сосредоточил в своих руках необъятную власть, выглядела роковым пророчеством. Авторы «заявления» подчеркивали: «Вместе с Лениным, который ясно и точно формулировал свою мысль в документе, известном под именем «Завещания», мы на основании опыта последних лет глубочайшим образом убеждены в том, что организационная политика Сталина и его группы грозит партии дальнейшим дроблением основных кадров, как и дальнейшими сдвигами с классовой линии».
Дискуссия на июльском пленуме 1926 года приобрела исключительно острый характер. В ответ на требование оппозиции Сталин огласил «Письмо к съезду» и еще три неизданных письма Ленина. В свою очередь, оппозиции было предъявлено обвинение в игре с «идеей двух партий», создании подпольных организаций в ряде городов страны. Резкой критике подверглась статья Я. Оссовского, опубликованная в журнале «Большевик», в которой он ставил вопрос о невозможности сохранения единства в ВКП(б). Дискуссия шла на таком высоком напряжении, что вскоре после одной из своих эмоционально насыщенных речей Ф.Э. Дзержинский умер от внезапного сердечного приступа.
По решению пленума Зиновьев был выведен из политбюро. Вскоре его освободили от поста главы Коминтерна. Лашевич был исключен из кандидатов в члены ЦК. До этого он был освобожден от обязанностей заместителя военного наркома. В результате оппозиция утратила контроль над Коминтерном и позиции в армейском руководстве. Парадоксальным образом, несмотря на эти перемещения, Троцкий остался членом политбюро. Создавалось впечатление, что в руководстве по-прежнему учитывали (как об этом сообщал Ворошилов в начале 1926 г.), что «Троцкому… сочувствуют… и не столько в партии, сколько вне ее».
Утомившись после почти трех месяцев внутрипартийной борьбы, Троцкий отправился на Северный Кавказ. 30 августа 1926 года он писал К. Радеку: «Я понемногу пишу, принимаю гостей, фотографируюсь с курортными товарищами и стреляю перепелов, чего и Вам желаю». «Курортные товарищи» были членами оппозиции, в чем и уличал Троцкого анонимный член партии, который в письме ему указал: «Лев Давыдович! Не находите ли вы не совсем тактичным ваше «хождение по массам» (по санаториям), в связи с последними событиями в Цека? Кажется, другие члены Политбюро этого не делают?»
