Захар Прилепин - Подельник эпохи: Леонид Леонов
По сей день находятся желающие оспорить дар Ванги. Часто говорят, что на нее работали все спецслужбы Болгарии. Однако история общения Леонова с прорицательницей заставляет, как минимум, усомниться в этом.
В 1970-х она принимала порядка ста тысяч человек в год — но писателя Леонида Леонова запомнила среди всей этой бесконечной череды людей.
Сам факт, что их познакомили, сложно недооценить: очередь желающих попасть к Ванге была расписана на год вперед, и среди ожидавших аудиенции были люди небедные и влиятельные.
Более того, Леонов не сам приехал к ней, а ее привезли к писателю в гостиницу.
Он спустился вниз, поцеловал ей руку.
Их перевезли для разговора в специальный дом.
После беседы с Вангой Леонов вышел, мягко говоря, озадаченным.
Она спросила у него о том, чего никак не могли знать болгарские спецслужбы.
— Почему до сих пор не был на могиле своего отца? — поинтересовалась прорицательница.
Мы помним, что Леонов не поехал на похороны его в 1929-м и за сорок один год с той поры в Архангельске так и не побывал.
Едва ли такое путешествие было столь же опасным, как в сталинские годы, однако в письмах к знакомым Леонов даже в семидесятые жаловался, что в Архангельск приходят запросы из Союза писателей СССР «о кулацком прошлом» Максима Леонова.
Кажется, что своих знакомых Леонид Максимович вводил в некоторое заблуждение. Никакого кулацкого прошлого у Максима Леонова быть не могло в принципе. Запросы — к сожалению, по сей день не обнаруженные — наверняка касались времени Гражданской войны и неясного прошлого не только отца, но и сына.
В любом случае, Ванга задала вопрос не просто точный, но и жуткий в своей проникновенности.
Следующий ее вопрос ошарашил не меньше.
— Где Ленча твоя?
— Какая Ленча? — не понял Леонов.
Подумав, догадался, что Ленча — это Лёна по-болгарски.
Поначалу наверняка решил, что вопрос касается его старшей дочери Елены. Но нет, не ее Ванга имела в виду. Она говорила о какой-то маленькой Ленче, совсем еще девочке.
— Я не знаю, — ответил Леонов в растерянности. — Не знаю, кто это.
— Ну что ты врешь, я же вижу, что она рядом с твоей матерью стоит! — воскликнула Ванга.
И тут он вспомнил о своей родной сестре Лёне, умершей в начале века, много-много лет назад. Никогда Леонов о ней не писал, ни разу не упоминал ни в одном своем сочинении.
Удивленный писатель в тот же приезд попросил о еще одной встрече с Вангой — и ему во второй раз не отказали.
По всей видимости, именно тогда она снова попала, что называется, в точку, сказав:
— Новый роман пишешь… Сейчас не публикуй… Попозже… Года через три…
И что-то предупредила о возможном пожаре, где все может сгореть. Запомнив эти слова, писатель перестанет хранить рукописи на даче в Переделкине.
На всю оставшуюся ему жизнь Леонов будет зачарован Вангой.
Раз за разом предпримет он попытки спросить у нее не только о себе, но и мироустройстве вообще. Леонова будет интересовать очень многое: видит ли прорицательница на Луне какие-то ключевые факты из жизни российских императоров, жизнь человека и смерть человека, наличие иных существ в космосе…
Следующий раз они увидятся в мае 1973 года: Леонов приедет на вручение ему болгарского ордена Кирилла и Мефодия.
Ванга скажет, что Леонову не стоит показываться на телевидении: оно может принести ему смерть. Спустя несколько лет в главной редакции литературно-драматических программ возникнет идея устроить встречу Леонида Леонова со зрителями в Концертной студии «Останкино», и он наотрез откажется. И даже причину скрывать не станет: Ванга отсоветовала.
Более полное содержание их бесед осталось тайной, но несомненно одно: вера в способности прорицательницы у Леонова год от года не ослабевала, и даже напротив.
Однако публиковать «Пирамиду» (называвшуюся тогда «Большой Ангел») спустя три года, как то советовала Ванга в 1970-м, он не стал.
И вследствие этого едва не потерял труд доброй половины своей жизни.
Пожар
Зимой 1973 года Леоновы решили переехать от Белорусского вокзала, где они жили, в более тихое место.
«Наш дом стоял, как остров среди городского транспорта, — вспоминала Наталия Леонидовна Леонова. — С одной стороны улица Горького, не затихающая до поздней ночи, с другой — грузовое движение 2-й Тверской-Ямской, а с торца — переулок Александра Невского с трамваями. Прямо под окнами папиного кабинета находился служебный вход в магазин, к которому вплотную ежедневно подъезжали огромные крытые машины и с шумом, не выключая мотора, разгружали свои товары. Папе в его семьдесят пять лет стало тяжело работать. И ему пообещали организовать обмен квартиры и переезд в новый строящийся дом у Никитских Ворот, в котором мы (мои родители и моя семья) могли бы жить рядом, в соседних квартирах. В течение девяти месяцев мы подъезжали к нашему будущему жилью: вот уже три этажа готово, вот семь, вот уже двенадцатый кончают… остались отделочные работы… Летом 74-го строительство закончилось».
Место, где провел Леонид Леонов последние двадцать лет жизни, — одно из самых уютных в Москве: из окна — просторные виды, но улочка тихая. Рядом сквер и церковь Святого Вознесения.
Леонид Максимович выбрал квартиру на четвертом этаже, предположив, что лучше жить пониже на случай, если лифт будет ломаться (и был, к слову, прав: лифт действительно ломался часто).
Леоновым переезд дался, конечно же, не просто: надо помнить, что Татьяне Михайловне был семьдесят один год, а главе семейства — семьдесят пять.
25 сентября 1974 года Татьяна Михайловна запишет в дневнике: «Когда переехали, устроились, сели мы с Лёней, посмотрели друг на друга, сказали: вот переехали и живы остались!»
«Они собирались эту ночь с 25-го на 26-е провести на новой квартире, — вспоминает Наталия Леонидовна Леонова. — Но почему-то передумали: “Едем на дачу”. Проверили газ, поставили квартиру на милицейскую охрану, и, запирая дверь, папа на электрощитке, находящемся на лестничной площадке, повернул рубильник, чтобы квартира не была под током, и они уехали.
26 сентября я не пошла на работу, так как собиралась отнести наши паспорта на прописку. Еще не было десяти, когда ко мне позвонила соседка:
— В квартире ваших родителей что-то случилось! Наверное, лопнули водопроводные трубы! Вода потоком течет по стеклу!
Я с лестничной клетки увидела окно — так может выглядеть окно бани, где целый день люди льют на себя горячую воду, да и то к концу рабочего дня…»
Приехал муж Наталии Леонидовны, вскрыли дверь. В квартире ничего не горело, не дымилось, но воздух был настолько сгущенно-черным, что зайти в квартиру казалось просто невозможным.
