Виктор Будаков - Генерал Снесарев на полях войны и мира
1
Сначала — деревянные бараки. Затем — монастырь, кремль… был Кремль Московский — начало жизни, теперь кремль соловецкий — излёт жизни, тесное проживание в бывших кельях; в час ночной бессонницы однажды живыми явились монахи — основатели монастыря — святые Савватий, Герман, Зосима; стало легче, словно побывал на последней исповеди.
Направили Андрея Евгеньевича в древоотделочный цех изготавливать пресс-папье. Потом перевели в полировочный цех, где он раскрашивал подставки для деревянных фигурок — солдатиков, медведей; в каком-то уголке, поди, и сохранились? Далее покрывал лаком шахматные фигуры… А где-то разыгрывается великая шахматная игра, ещё в полную силу играет Алехин, гениальный земляк, и ещё не скоро будет написана «Великая шахматная доска».
Вскоре определили его в банщики — надо было таскать по сорок — пятьдесят вёдер воды, колоть дрова, топить печь. Наконец его в шестьдесят семь лет поставили разгружать баржу «Клара».
2
Наверное, Снесареву было бы легче, прочитай он тогда потрясающее свидетельство о раннесоветских Соловках — «Неугасимую лампаду» Бориса Ширяева. Великий художник Михаил Нестеров сказал ему в день получения приговора: «Не бойтесь Соловков. Там Христос близко». Ширяев был вывезен на остров в 1922 году — за десять лет до Снесарева. Преподаватель, также выпускник Московского университета и также дважды приговаривавшийся к смертной казни, заменённой ссылкой на Соловки, автор ещё не написанной «Неугасимой лампады» плыл на пароходе «Глеб Бокий», но под этим именем чекиста просвечивало старое название «Святой Савватий». На Соловках он пробыл семь лет. И строки его остаются для нас как знаки вечной духовной победы над мерзостями преходящего человеческого «хрустального муравейника».
«Века сплетаются. Оборвалась золотая пряжа державы Российской, Святой Руси — вплелось омоченное в её крови суровье РСФСР, а в них обоих в тугом узле — тонкие нити трудников, согнанных метелью безвременных лет к обугленным стенам собора Святого Преображения».
«Подвиг торжествует над страхом. Вечная жизнь духа побеждает временную плоть. Безмерное высится над мерным, смертию смерть поправ. Так было на Голгофе иерусалимской. Так было на голгофе соловецкой, на острове — храме Преображения, вместившем Голгофу и Фавор, слившем их воедино… Путь к Голгофе и Фавору един».
3
На Соловках в 1922 году — кронштадтские матросы, архиепископ Илларион (Троицкий), офицеры Белого войска («через месяц ими забили до отказа две гнилые баржи, вывели на буксире в море и потопили вместе с баржами»).
Позже раскулаченные крестьяне, «вредители»… Кто был ещё? Духовно-религиозный мыслитель Флоренский, поэт Плужник, экономист Озеров, лингвист Виноградов, ещё будущий академик Лихачёв, что под конец своей достойной уважения жизни проявит слабость и растерянность (может, вспомнились устрашающие Соловки), подпишет расстрельное письмо и примет из рук расстрелявшего парламент «конституционного гаранта» высший орден. Солженицын поступит иначе: высшего ордена из рук «всенародно избранного» не примет, зато Соловецкому монастырю перечислит гонорары за свои произведения, изданные в нашей стране в пору перестройки.
Соловки напоминали и о живших здесь вольно или невольно в былые века, побывавших здесь незаурядных людях, о которых Снесарев думал ещё задолго до Соловков: одни ему были интересны как личности исторические, другие — как духовные устроители Отечества.
Сосланный сюда после взятия московскими войсками Казани татарский царь Симеон Бекбулатович, «осчастлививший» Соловки своим государевым посещением российский самодержец Петр Первый, пробывший четверть века в соловецком заключении последний гетман Запорожской Сечи Пётр Калнышевский — все они в значительной мере были особы военные, с ними Снесареву было бы о чём поговорить, поспорить; всё же гораздо больше ему приходили на ум люди духовных начал — поборник нравственности и просветительства митрополит и патриарх Московский Филарет, составитель-создатель «Домостроя» священник Сильвестр, в монашестве Спиридон; теперь само слово «домострой» ругательное, а на домоустроительных лесах новой власти словно кувыркаются слуги князя тьмы. Данилевский… взгляни он на Соловки двадцатых — тридцатых годов двадцатого века, наверное, что-то бы изменил в «России и Европе»!
4
Сохранилась тетрадь «Соловки» — одна из трёх: две утрачены, скорей всего, безвозвратно; рука Андрея Евгеньевича оставила записи о пребывании на острове с 5 по 21 ноября 1932 года; процитируем их хотя бы частично: помимо того что в них зафиксирован островок жизни самого Снесарева, его острый ум даёт штрихи мира соловецкого — не советского, как похвалялись нечаянные невольные насельники святого и страшного острова.
«Утром нас разбудили часов около 6, дали кашу и направили по разным работам. Проверенные ещё раз на дворе, мы тронулись в путь “в колонне справа по 4”. Шли мимо кремля по-над Святым озером, миновали небольшую церковь и подошли к ряду удлинённых деревянных в один этаж построек, освещенных электричеством. Нас ещё раз пересчитали, а потом предложили работать в разных цехах: столярном, кукольном… на конце был полировочный (часть древообделочного цеха), куда я и попал… Тут делали: пресс-папье, шахматы, трубки, ещё что-то. Я попал на сборный стол пресс-папье…
В полировочном целая народная кунсткамера: много китайцев, 3–4 корейца, значительная группа кавказцев, турки, латыши… даже хохлы как-то тушуются в этом Вавилоне и не так доминируют, как на лагпунктах материка… Начальник цеха — турок, приёмщиком — такой же… Я встретил хорошее к себе отношение и, вероятно, приспособлюсь… Но физическая работа остаётся чем-то некультурным, убивающим мыслительные процессы и пригибающим к материальным переживаниям… Не только писать, даже подумать некогда…
7-го и 8-го мы отдыхаем; никакого празднества нет, про амнистию ни слуху ни духу… меня посетил Искрицкий… своим бытием на Соловках он доказал мне свой старый облик морально прочного человека, и подтвердил грустные догадки относительно академиков… Грауман (немец, предложивший похлопотать для меня место в библиотеке) упомянул, что Озеров на одном из островов… Оба праздничных дня прошли как-то бледно…
Попал в полировочный цех… Приёмщик, офицер турецкой армии, обо мне слышал и проявляет ко мне благосклонность… На Соловках, оказывается, 3 владыки (все сторожа) и много священников, монахов и монахинь, есть ксендзы и пасторы… Еще существует единственный монах монастыря…
