Федор Раззаков - Андрей Миронов: баловень судьбы
Похороны А. Папанова прошли в Москве, однако актеров родного театра на них почти не было – прерывать гастроли им не разрешили. Зато руководство театра обратилось к Миронову, чтобы он заполнил брешь – стал давать свои сольные концерты вместо спектаклей, где участвовал Папанов. Миронов согласился, хотя уже тогда чувствовал себя неважно. Но и отказать в просьбе он не мог – для него работа всегда была важнее собственного самочувствия. В результате эти концерты вкупе со спектаклями и приблизили роковую развязку.
13 августа Миронов переехал жить к своей матери в «Яункемери», поскольку его жена и дочь собирались уехать в Москву. Тем же вечером Миронов давал свой очередной сольный концерт. В нем он показывал отрывок из «Ревизора», где его партнером был Анатолий Папанов, игравший Городничего. Когда Миронов обращался к уже несуществующему Городничему, многие в зрительном зале плакали. Чего стоило самому Миронову не расплакаться, можно только догадываться. Никто из присутствующих, как и сам актер, еще не догадывался, что этот концерт станет для Миронова последним.
Вспоминает Л. Голубкина: «Ночью 13-го я вышла на дорогу встречать Андрея, потому что знала, что он поедет мимо „Юрмалы“ в „Яункемери“. Я вышла на дорогу, встретила его, и он говорит: „Ой, какой класс!“ Другой бы, знаете, подумал – может, я за ним слежу? Но не Андрей. Ему такое и в голову не пришло. Он меня отвел в номер, сказал: „Завтра так же меня встречай“.
14 августа, еще утром, мы виделись, потому что я поехала покупать ему трусы для тенниса, потом приехала на теннисную площадку, он играл часа два – два с половиной, красного цвета был. Просто красного цвета. И я сказала: «Почему ты без кепки играешь в теннис на солнце?» – «Ничего страшного!» – ответил он…»
Стоит отметить, что Миронов играл на солнцепеке, обмотавшись полиэтиленовой пленкой, чтобы согнать вес. После игры зашел к гендиректору санатория «Яункемери» Михаилу Малькиелю, оставил у него свои кроссовки и договорился, что вечером они проведут время в сауне в компании прелестных девушек. Не довелось…
Вспоминает Л. Голубкина: «После игры мы поехали, еще моя приятельница из Госкино с нами, Таня Данилина, посидели в кафе. А потом мы с Андрюшей отправились в „Яункемери“ к маме, пообедали и расстались. И он напомнил:
– Вечером меня встречай после спектакля (в тот вечер игралась «Женитьба Фигаро». – Ф. Р.). Так же на дороге, – и повторил: – Я сказал, чтоб ждать меня!
Отвечаю:
– Хорошо.
«Мне это очень понравилось», как он сказал. Вот такая деталь. Четырнадцатого августа, когда он привез меня в гостиницу, я попросила остановить машину у рынка, хотела чего-нибудь купить вкусного. Вот удивительно, стояла его машина перед переходом, он высадил меня, я вышла, он не едет. Я иду по переходу. Думаю, наверное, смотрит. На меня. И мне это приятно. Поворачиваюсь, на меня никто не смотрит. Я увидела его профиль в машине. Он сидит и тщательно убирает все пленки. И складывает их в пакет. Сложил и все убрал. В этот день. Зачем? Непонятно. Вот невольно, знаете, возникают какие-то мелочи, как будто человек готовится к чему-то. Сложил все очень тщательно и завязал этот пакет.
И вот сижу в номере, раздается телефонный звонок. Шура Ширвиндт звонит:
– Ты не можешь мне дать телефон Андрюши? Или позвони ему сама, попроси, чтобы он заехал за мной перед спектаклем, потому что у меня что-то с машиной не то.
Я нашла Андрюшу, попросила захватить Шуру в театр. И мы переиграли план на вечер, он сказал:
– Не встречай меня на дороге, потому что я Шуру привезу после спектакля. Жди у входа в гостиницу.
Он заехал за Шурой примерно без пятнадцати шесть. Вот это очень интересная, странная подробность. Я знала, что он заедет за Шурой, и хотела спуститься, повидаться с Андрюшей. Но не спустилась, потому что уснула мертвым сном. Я никогда так не спала, как в этот день. Уснула Маша, уснула я, уснула Таня Данилина, уснул ее сын. Мы рядом жили. Уснули где-то полшестого. Мертво. И проснулись в полвосьмого вечера. Но такого не было в жизни у меня никогда – так уснуть. Когда проснулась, думаю: где я, кто я, в стенку почти пошла…»
В тот роковой вечер 14 августа Миронов играл на сцене Рижского оперного театра в спектакле «Женитьба Фигаро». Спектакль начался без опозданий и ровно двигался до 3-го акта, 5-й картины, последнего явления. Далее произошло неожиданное. Вспоминают очевидцы.
О. Аросева: «Мы почти уже отыграли спектакль. Андрей сказал мне, Марселине: „Прощайте, матушка!“ Так нежно, серьезно сказал. И я ему ответила: „Прощай, сынок!“ Ушла со сцены за кулисы и с кем-то тут же поделилась: „Андрей очень серьезно, глубоко стал Фигаро играть. В нем что-то новое рождается…“
Началась финальная сцена, где все мы переодеваемся, прячемся – Сюзанна, Графиня, Марселина, а Граф, пытаясь разоблачить неверную жену, гоняется за нами и попадает в идиотское положение. У Фигаро в финальной сцене великолепный монолог…»
Вспоминает А. Ширвиндт: «Фигаро: Да! Мне известно, что некий вельможа одно время был к ней неравнодушен, но то ли потому, что он ее разлюбил, то ли потому, что я ей нравлюсь больше, сегодня она оказывает предпочтение мне…»
Это были последние слова Фигаро, которые он успел произнести…
После чего, пренебрегая логикой взаимоотношений с графом, Фигаро стал отступать назад, оперся рукой о витой узор беседки и медленно-медленно стал ослабевать… Граф, вопреки логике, обнял его и под щемящую тишину зрительного зала, удивленного такой «трактовкой» этой сцены, унес Фигаро за кулисы, успев крикнуть «Занавес!»
«Шура, голова болит», – это были последние слова Андрея Миронова, сказанные им на сцене Оперного театра в Риге и в жизни вообще…»
А вот что вспоминает об этом же дочь Миронова – Маша: «Я не знаю, почему пошла на этот спектакль. Все жили в Риге, а мы с мамой (Е. Градовой) – в Юрмале. В тот день мама купила нам билеты на концерт Хазанова. Но в последний момент я сказала: лучше я посмотрю спектакль. Я очень любила „Женитьбу Фигаро“, видела ее уже несколько раз. Но в тот день меня как будто что-то толкало в театр…
Конечно, никто не предполагал, что с отцом так плохо… Еще несколько дней назад мы с ним гуляли по Вильнюсу, ходили вместе в театр Некрошюса, смотрели «Дядю Ваню». Папа был в восторге, поздравлял актеров, шутил…
В антракте того рокового спектакля я зашла к нему за кулисы. Спросила: «Что у тебя такое с лицом?» Он говорит: «Немножко на солнце перегрелся – переиграл в теннис». И все. Я пошла дальше смотреть спектакль…
Он умер на глазах всего зала. Потом кто-то из актеров сказал: прекрасная смерть…»
Вспоминает О. Аросева: «Нескольких минут Андрею не хватило, чтобы доиграть спектакль. Ширвиндт мне кричит: „Найди Канделя! Он в Риге. Я его в Юрмале встретил“. Кандель – это знаменитый московский нейрохирург.
