Яков Нерсесов - Великий Ганнибал. «Враг у ворот!»
Эмилия намного пережила мужа. Она осталась верна его памяти и больше в брак не вступала. При этом она ни в чем не изменила своих привычек и образа жизни. А ведь был у нее один маленький чисто женский недостаток – она слыла страшной… модницей. В этом смысле они с мужем были «два сапога пара». К сожалению, именно эта черта ее характера сыграет весьма печальную (если не сказать роковую!) роль в судьбе последних лет ее знаменитого мужа. (Об этом чуть позже.) Чисто по-женски ее можно и нужно понять: все те долгие годы, что ее муж, защищая Отчизну, провел вдали от родины, она, как и полагалось образцовой римской жене, терпеливо занималась хозяйством и воспитанием детей. И вот теперь, когда изнурительная война наконец закончилась, любимый муж вернулся домой и всеобщая радость охватила не только ее семью, но и весь Рим. Все плясали от восторга. Вполне понятно, что и Эмилия не могла и не хотела скрывать своего счастья. Она сбросила свои мрачные темные одежды, которые носили все римлянки со времен Каннской катастрофы – почти 15 лет (!), и с чисто женским вкусом нарядилась в светлые яркие платья.
Ее выезд поражал своим великолепием!
…Между прочим, с окончанием «Ганнибаловой войны» на римлян нахлынуло не только безоблачное счастье, но и огромное богатство. И они как с цепи сорвались. Всем вдруг захотелось веселья и развлечений. Начались настоящие театральные представления. Римляне требовали их еще и еще. Число праздников сильно возросло. Развлечения становились все утонченнее: теперь стало модно нанимать за бешеные деньги искусных поваров из-за границы. Вошли в моду пиры, на которые приглашались гости и друзья. Страсть к вечеринкам настолько возросла, что ревнители старины пытались провести закон, ограничивающий число сотрапезников. Теперь римлянам хотелось иметь дома большие и светлые, а в комнатах ставили статуи и на стенах вешали картины. Гости возлежали теперь на изысканных ложах. Появились греческие диваны с бронзовыми ножками, ковры и замечательные столики. Перед пирующими ставили красивую посуду из чеканного серебра. Пирующих развлекали сладкоголосые певицы, играющие на цитре и арфе, сексуальные танцовщицы своими извивающимися телами будоражили мужчинам кровь, вызывая у них вполне естественные желания обладания. Случались и другие «забавы» для пирующих. Порой весело пирующая молодежь (вполне понятно, что для нее это было остро необходимо!) сама пускалась в пляс. Иногда веселье переходило всякие границы. Чаще всего все эти увеселения проходили среди благоухающих цветов. В результате всех этих перемен в римском обществе возникает модное явление: каждый хотел превзойти других и ослепить праздничным великолепием стола и… сопутствующих развлечений. Обеспокоенные растлением общества, отцы Рима издавали специальные декреты-запреты, но, как известно, любой запрет лишь порождает новый виток в развитии модного развлечения. Так, в частности, случилось и с внешним обликом римлян и римлянок той поры. Одеваться теперь стали красиво и ярко. Особо изысканно конечно выглядели кокетливые римлянки. Матроны привыкли разъезжать в разукрашенных колесницах, сопровождаемые пышной свитой. Следуя всем капризам непостоянной моды, дамы надевали сетки для волос, диадемы, золотые обручи, ленты, повязки, браслеты, шали и прочие «женские радости». Все новые и новые моды чередовались новыми оборками, новыми фасонами рукавчиков, новыми изысканными цветами (цвета ореха, мальвы, ноготков, воска, шафрана и т. п.). Волосы римские красавицы стали красить в золотой цвет. Богатых дам постоянно окружал жужжаще-шелестящий рой модных ювелиров, портных, башмачников, парфюмеров и прочих «дамских угодников». Запах благовоний сопровождал модниц повсюду. Модный бизнес процветал. Жажда всех радостей жизни и всех видов наслаждений вытесняла из сердец римлян столь почитаемую прежде римскую отеческую строгость нравов. Дальше – больше: пошла мода… влюбляться и совершать экзотические поступки в честь дамы сердца. По улицам ходили веселые и буйные молодежные компании. У окон известных красавиц с цветами толпились юноши, распевавшие любовные серенады, чьи слова от раза к разу становилось все фривольнее и фривольнее. Стены домов стали украшаться граффити соответствующего содержания, порой столь откровенные, что поутру слуги стремились как можно быстрее стереть их или закрасить. В общем веселье не утихало даже ночью, даже тьма не приносила спокойствия. Как можно догадаться, Сципион во всем этом блеске, естественно, задавал тон, казалось, что все новое исходило именно от него и именно его и его супругу можно было считать законодателями новых прогреческих мод. Ведь именно он уже давным-давно слыл истинным поклонником всего греческого – театра, литературы и культуры жизни. Казалось, именно этот блестящий, радостно уверенный человек с напомаженными, длинными кудрями, в роскошных перстнях с красивыми геммами стремился заразить всех своим позитивным отношением к культурным новшествам. Именно он устраивал блестящие игры и великолепные пиры. Но не все стремились ему подражать. Были еще любители так называемой добропорядочной старины, и до поры до времени «их бронепоезд стоял на запасном пути»…
Одним из тех, чей «бронепоезд стоял на запасном пути», был полный антипод и со времен совместной службы на Сицилии заклятый враг блестящего и лучезарного Публия Корнелия Сципиона Африканского несгибаемый и суровый Катон-Старший – последователь и ученик Квинта Фабия Кунктатора.
…Рыжеволосый выходец, как уже говорилось выше, то ли из простой крестьянской семьи, то ли из сословия всадников провинциального городка Тускулума Марк Порций Катон-Старший или Цензор, т. е. Строгий (239/234—149 гг. до н. э.) – будущий знаменитый римский политик и писатель – фигура в истории республиканского Рима выдающаяся. А кое-кто и вовсе считает его великим римским деятелем – символом своей эпохи! У него была запоминающаяся внешность – голубые глаза, огненно-рыжая шевелюра и зло-кусачий характер. (Весьма похож на него внешне был Луций Корнелий Сулла – еще одна легендарная фигура из истории Рима, но это тема иного рассказа!) Обладая отменным здоровьем, Марк прожил порядка 90 лет и никогда ничем не болел. Выросший в простой деревенской семье, Катон умел самостоятельно заниматься сельским хозяйством и очень этим гордился. По-крестьянски расчетливый и домовитый, он с детства был приучен к бережливости, суровости и трудолюбию. Образцом идеального римлянина для мужиковатого Катона был знаменитый Маний Курий – тот самый, что варил репу в горшке, когда к нему явились враги Рима самниты, чтобы подкупить его золотом. Ответ Курия вошел в века как символ римской гордости и неподкупности: «Я предпочитаю иметь одну репу в глиняном горшке, но повелевать людьми, владеющими золотом!» Именно с Мания Курия лепил себя и Марк Порций Катон. Утонченные римские аристократы, начиная с Публия Корнелия Сципиона Африканского и Тита Квинкция Фламинина, открыто и высокомерно называли его неотесанной деревенщиной, выскочкой, «новым человеком» (не патрицием), чем навсегда сделали из него своего врага № 1! Катон ничего никому не прощал и всегда мстил до последнего. В то же время он один из тех, кто в меру своих способностей продолжил блестяще начатое еще Публием Корнелием Сципионом Африканским завоевание Испании. Нельзя сказать, что он сумел добиться там больших успехов – всем известно, что во все времена в партизанской войне даже выдающиеся полководцы (не чета Катону) нередко терпели серьезные поражения, но, вернувшись в Вечный город весной 194 г. до н. э., он привез с собой богатую добычу. При этом он нагло заявил, что взял в Испании больше городов, чем провел там дней, и что пил то же вино, что и гребцы. Главный предмет его гордости состоял в том, что основную ее часть он раздал своим солдатам прямо на месте, с удовольствием повторяя, что ему больше по душе видеть, как многие римляне возвращаются домой с серебром, чем немногие – с золотом. На самом деле Катон не только очень любил деньги, но и умел их «делать». В частности, он давал деньги в долг под проценты своим… рабам, чтобы те покупали мальчиков для работ, обучали их своей профессии и затем с выгодой перепродавали. Более того, он разрешал своим рабам и рабыням заниматься сексом или даже сходиться, но за деньги, которые шли в карман… Катона. По сути дела, он не упускал малейшей возможности… заработать, т. е. говоря современным языком, был очень ловким и оборотистым бизнесменом. В то же время, будучи богатым человеком (он владел водоемами, горячими источниками, валяльными мастерскими, плодородными пастбищами и лесами и т. п.), Катон оставался очень простым в своих привычках человеком. До конца жизни он сам ходил на рынок и обязательно торговался, сбивая цену, считая, что заплати он хоть один лишний медный асс за покупку – то это к убытку. Жил он и одевался с предельной скромностью. Если куда-либо отправлялся, то обязательно брал с собой все свои необходимые пожитки, причем навьючивал их в целях экономии на ту же лошадь, на которой ехал сам. Старых рабов Катон продавал, чтобы не кормить дармоедов. Его ставший потом легендарным образ неподкупного политика (каким ему очень хотелось казаться!) начал складываться с того дня, когда он, выступая в сенате, произнес одну из своих исторических фраз о том, что для себя лично он взял «лишь то, что съел и выпил». Будучи «новым человеком», т. е. не патрицием, который не мог похвастаться достижениями своих предков, ему приходилось «работать» над созданием собственной, совершенно оригинальной репутации. Именно по этой причине он не упускал возможности высказывать свое мнение по каждому поводу и старался быть не похожим на других, постепенно создавая свой личный «общественный образ» – сегодня это назвали бы «брендом» и самопиаром, – чтобы сравняться с представителями авторитетных фамилий. Все, что ему было нужно рассказать о себе, он рассказывал исключительно доходчиво, поскольку его главным дарованием было замечательное красноречие, которое он отточил, чуть ли не ежедневно выступая с громкими обвинительными речами. Марк Порций умел говорить красиво и логично. Вот, например, как он сам себя «пропиарил» после победы Рима над малочисленным воинством (по сути дела передовым отрядом) сирийского владыки Антиоха в Фермопилах. Тогда Катон был то ли легатом, то ли военным трибуном у консула Галабриона. Несмотря на то что не его консул отправил в Рим с радостной вестью о победе над врагом, а Луция Публия Сципиона, но Катон со скоростью звука понесся впереди официального вестника и первым возвестил римлянам о величайшей из побед, когда-либо одержанных римским оружием над могучим врагом! Более того, он не только приписал всю победу себе, совершенно оттеснив в тень консула Галабриона, но прямо объявил, что именно он является победителем Антиоха, хотя уже посланы были в Малую Азию для дальнейших боевых действий братья Сципионы. «Я навечно воздвиг себе памятник, – без тени смущения высокопарно заявил римлянам Катон. – Я как раз вовремя изгнал при Фермопилах величайший страх перед Азией и усмирил ее!» Блестящий «памятник» замечательного «самопиара»! Широко известны и случаи, когда Катон буквально «шел по трупам» своих же соратников ради получения того или иного общественно-политического поста. Будучи неплохим военным, более всего Катон все же преуспел на мирной ниве, в расправе с помощью судебных преследований со своими политическими соперниками и недругами. Так, в борьбе за особо престижное (и лакомое!) цензорство Марк Порций подставил и продал своего бывшего патрона по войне с Антиохом консула Галабриона, нагло и беспочвенно обвинив того в сокрытии части добычи. Последний, будучи человеком старых взглядов, повел себя в этой истории с большим достоинством. Ему было тяжело видеть измену Катона, которого он в свое время обласкал (возможно, они в свое время даже договорились поддерживать друг друга в политической борьбе!), и сам снял свою кандидатуру. Любопытно, но Катон проиграл борьбу за цензорство: возмущенные его поступком римляне «прокатили» наглеца. Но он не успокоился и спустя некоторое время все же добился поставленной цели – растоптав и разбросав своих конкурентов – заполучил вожделенное цензорство. Получив от имени народа право карать чужие грехи, Марк развернулся так, что на века вошел в историю как Катон Цензор (т. е. строгий, карающий судья)! Став цензором, он даже якобы добился исключения из списка сенаторов самого любимца римского народа – Публия Корнелия Сципиона Африканского! Правда, не исключается, что выкинул он этот «трюк» только тогда, когда последний уже был одной ногой в могиле и ему было не до «мирских козней» его соплеменников. В то же время его язык был остер как бритва, и в своих речах он совершенно не стеснялся в выражениях, чем был понятен и мил простому народу. Красноречие сделало его неуязвимым и нажило ему уйму врагов – идейных, политических и личных. Главным среди них, конечно, был Публий Корнелий Сципион Африканский. Их вражда зародилась еще в 204 г. до н. э., когда, став квестором в армии П.К. Сципиона, Катон обрушился с критикой своего начальника, державшего себя с подчиненными неподобающе истинному римлянину – «по-царски». Более того, Сципион, по его мнению, так распустил своих легионеров, что дисциплина в армии была не на должной высоте. Врагом № 2 для Катона являлся знаменитый Тит Квинкций Фламинин: наскакивать на него впрямую Катон не решался. Фламинин, будучи, подобно Сципиону, утонченным, блестяще образованным аристократом, в отличие от Публия Корнелия не ограничивался равнодушно-благородным молчанием. Этот умелый и удачливый полководец давал такой сдачи, что «неотесанному деревенщине» приходилось несладко. Будучи ловким и находчивым, наделенным незаурядным даром красноречия, Катон стремительно шел вверх по лестнице почестей, сметая с пути всех соперников, порой даже тех, с кем бок о бок воевал за отчизну! Квесторство, эдилитет, преторство, консульство, проконсульство, трибунство, легатство и цензорство – таков послужной лист действительно «нового человека» Марка Порция Катона, чья власть вызывала и страх и восхищение. Катон жил очень долго. Когда умерли все его друзья и близкие, этот несгибаемый старик остался один. Последним умер его сын Марк, которого отец очень любил, почти никогда этого не показывая. Это несчастье Катон перенес стоически. Похоронил сына он самым дешевым образом, заявив, что он… беден. Уже под конец жизни, как бы подводя итог прожитого и совершенного, он порой признавался: «Тяжело, когда жизнь прожита с одними, а отчитываться приходится перед другими…» Он сокрушил и пережил всех своих врагов, но его самого победило… Время. Катон так и не смог повернуть историю вспять: эллинизм не только не был изгнан из Рима, но и разросся и пустил глубокие корни. Он просто-напросто сросся с римской душой. Новое, непонятное Катону поколение смотрело на него с любопытством как на странного чудака, как Осколок Прошлого. Более того, его знаменитый правнук – Марк Порций Катон-Младший или Утический (95–46 гг. до н. э.) – станет утонченным поклонником греческой культуры. Катон-Старший, принципиальный противник распространения греческой культуры в Италии, написал свою историю Италии и Рима в семи книгах… на латыни. В четвертой и пятой из которых излагались события Первой и Второй Пунических войн. К сожалению, книги, за исключением небольших фрагментов, до нас не дошли. При этом принято считать, что на личном счету Марка Порция участие в таких ключевых моментах «Ганнибаловой войны», как каннская трагедия, осада и взятие Сиракуз, освобождение Тарента и знаковая победа при Метавре. В историю Марк Порций Катон Строгий вошел главным образом своим неоднократным призывом, заканчивавшим любую (!) его речь в стенах римского сената: «Delenda est Carthago» («И все-таки, Карфаген должен быть разрушен!» Или «Кроме того, я думаю, что Карфаген должен быть разрушен!»). По сути дела для Катона это стало целью всей оставшейся жизни, своего рода навязчивой идеей, которую он всячески стремился донести до остальных. И надо отдать ему должное: донес-таки! Именно Катона-Старшего можно считать одним из главных инициаторов развязывания Третьей (и последней!) Пунической войны, закончившейся полным разрушением Карфагена. Таков краткий, но весьма емкий портрет этого ревностного поборника старинных добродетелей – без приукрас и выдумок…
