Лазарь Бронтман - Дневники 1932-1947 гг
Потом снялись вместе (по группам) с Калининым. День был морозный (-27), но солнечный, яркий. Очень хороший день!
Наступление продолжается, но темпы уже стали, естественно, иными. В Восточной Пруссии немцам, как будто, удалось проложить от Кенигсберга дорожку к морю, к Пиллау. Но много ли уведешь морем — там их 40 дивизий.
Левое крыло 2-го Белорусского рвет на Данциг, правое 1-го Белорусского (Жуков) — на Штеттин. Намечается второй гигантский котел. Жуков форсировал Одер южнее Кюстрина и ждет. Конев правым флангом уже подпирает Жукова, а середкой приближается к подступам Жрездена. Слева он окружил Бреслау.
Прошел слух (пишут немцы), что союзники, наконец, начали наступление в районе Аахена. Начали, вроде, позавчера, но сообщение пока не печатаем.
В отделе — тяжко. Золин уехал на 1 БФ, Иванов — болен, в Архангельском, генерал — болен. Паримся с Яхлаковым каждую ночь. Не вынимая. Да тут еще передовые (сегодня — моя).
6 марта.
На фронте опять оживление. Пошел левым флангом Рокоссовский и правым Жуков. Плечом к плечу вышли к Балтике, к Кольбергу, и учинили позавчера котел в Померании. Таким образом, все побережье Балктики в котлах Прибалтика, Восточная Пруссия, Померания. Так Германия скоро станет сухопутной страной. На остальных участках тихо. О прорыве к морю написал передовую.
Союзники действительно начали 23-го наступление. Идет довольно успешно, хотя темпы и не наши. Находятся сейчас в 5 км. от Кельна. Начали они, наконец, долбать авиацией Дрезден и другие пункты, лежащие в ближнем тылу нашего фронта.
Сенька Гершберг рассказал хороший анекдот по поводу Крымской конференции:
Прощаясь, Рузвельт и Черчилль говорят:
— До встречи в Берлине.
— Милости просим! — ответил Сталин.
Это очень хорошо сказано. Рыклин собирается обыграть это в «Крокодиле» (сделав сцену между освобожденным англичанином и нашим бойцом или т. п.).
Популярный ныне бытовой анекдот:
— Кто твой муж?
— Газовый монтер. А твой?
— Повар. А у Машки?
— Инженер.
— Так ей, стерве, и надо!
Вчера чествовали в Серебряном бору Рыклина — в связи с его 50-летием и Баратова — в связи с награждением орденом Ленина за безупречную выслугу лет в армии. Были: Сиротин, Поспелов, Малютин, юбиляры, Сиволобов, Гершберг, Азизян, Кирюшкин, Шишмарев, Объедков, Лукин, Потапов, Корнблюм, Креславский, Заславский.
Пили крепко. Говорили спичи. Здравицы. Пели песни.
Рыклин рассказал, что в его городке — Стародубе — были три профессии часовщик, портной, сапожник — «интеллигентные профессии», по которым отец хотел его пустить.
Заканчивал свою речь Гриша фельетонно: «Как говорится в таких случаях: Уважаемый товарищ редактор! Не имея возможности лично отблагодарить всех поздравивших меня с юбилеем, разрешите в Вашем лице…» Раздался хохот, Гриша и Поспелов облобызались.
Позавчера на заседании редколлегии Гершберг, наконец, был утвержден зав. экономотделом. В течение нескольких лет он был ВРИО. Вчера в Серебряном выпили по этому поводу.
7 марта.
Сегодня Вадим Кожевников рассказывал интереснейшие вещи. Он был в неких органах и просил материалы о действиях наших разведчиков. Меркулов ему посоветовал заняться другой темой: борьбой за чистоту хлебных семян.
Оказывается это — колоссальное дело, огромного народнохозяйственного значения. До войны в результате колоссальных государственных усилий, у нас было благополучно. Но это — проблема проблем всех стран. Зерно заражается различным бактериями, кроме того — в силу различных причин — вырождается, теряет сои благородные качества и биологически перерождается. Крайне важно оградить основной семенной фонд и поля от таких зараженных посевов. До войны мы проделали титаническую работу. Ее всегда вели органы НКВД. Были установлены строжайшие кордоны на границах (к растениям они были придирчивее, чем к контрабандистам), барьеры между областями, неусыпное наблюдение за семенным фондом. Этим фондом мы маневрировали, как армиями, безжалостно забирали и изымали подозрительное зерно, давали другое. Тоже делалось и за границей. Но у них маневренные возможности были меньше. Я помню, как лет 10–15 назад мы часто печатали, что в Канаде или в Бразилии «чтобы не падали цены» фермеры сжигали десятки тысяч тонн зерна. Дело объяснялось гораздо проще (и гораздо сложнее). Это — проводилось государственное уничтожение подозрительного зерна. Государство не только скупало у фермеров зерно, но и платило им за расходы по его уничтожению.
Во время войны эта проблема у нас резко обострилась. Во-первых, в связи с недостатком хлеба на севере и на Дальнем Востоке, мы получали зерно из Америки. Пришлось установить старый кордон. Наши заокеанские друзья воспользовались случаем и частенько подсовывали «то» зерно. И часто, несмотря на голод и скуднейшее обеспечение населения севера хлебом, мы, получая зерно и благодаря за него, вывозили его потом в море и топили. Недаром, почти все работники хлебной инспекции Мурманска, Архангельска, Дальнего Востока — награждены орденами Ленина.
Но гораздо сложнее дело обстояло в оккупированных немцами областях. Они и тут проводили политику истребления. Они вывезли из Украины, Белоруссии, Кубани благородный семенной фонд (желая облагородить свои посевы в Германии), а сюда завезли зерно подмоченной репутации. В итоге, уже при немцах урожай хлеба в оккупированных районах составлял едва 30 % довоенного. Но это — полбеды. Сейчас из-за этого нависла страшная угроза над всеми остальными районами. Пыльца растений при благоприятных условиях погоды переносится на расстояние до 1000 км. В стране — огромное движение, колоссальные перевозки — самая благоприятная обстановка для размножения беды. И вот тут нужна исполинская работа. И настоящая бдительность. Вадиму рассказывали, что недавно были обнаружены два вагона зерна, посланные из Донбасса на Урал, хотя тот и не запрашивал. Как это получилось? То ли напутали, то ли заслали по ошибке, то ли кто-то действительно затребовал и забыл. А, может, и сознательно послали заразу.
Наша Наташа Волчанская ездила с советской профсоюзной делегацией в Лондон на всемирную конференцию. Вчера она рассказывала подробности. Занятно!
Путь лежал через Иран, Аравию, Египет, Францию — воздухом. При отличных условиях 4–5 дней, обычно (с непогодой) — до 10 дней. На промежуточных аэродромах образцовое обслуживание. Был а Каире: страшная смесь нищеты и богатства; нищие — грязные, обвшивевшие, в лохмотьях — продают ужасные на вид лакомства, ощущение брезгливости не покидает потом неделю. В Египте тьма людей — и все ничего не делают, жрут, сидят в кафе или стучат в кости. Была у пирамид — чрезвычайно интересно, но неорганизованно. Пирамиды — облезшие, все ценное — даже орнаментировку — англичане вывезли в свои музеи. Экскурсоводы — четыре невероятно грязных араба. На невероятной смеси всех европейских языков «объясняют» самые невероятные вещи. Яйцо у сфинкса выщерблено временем, арабы поясняют, что это Наполеон бил из пушки. Всех европейских женщин они почему-то называют Мария.
