Родион Малиновский - Солдаты России
Впереди, в Цвейбрюккене, послышалась русская походная песня «Взвейтесь, соколы, орлами». Там в голове колонны шагает русский легион. Молодцы солдаты, марку свою держат: песня «Взвейтесь, соколы, орлами» достаточно хорошо выражает русскую удаль. Все заслушались, а пулеметчики начали подпевать — лихо, с присвистом!
— Стой! — послышалась команда.
Высланные вперед квартирьеры встречали свои роты и разводили по местам расположения. Ванюшу и Виктора поместили в мансарде небольшого аккуратного домика на краю селения. Там были две комнатушки: одна, побольше, для Ванюши, а другая, поменьше, для Виктора.
Хорошо отдохнуть в тепле после перехода под осенним дождем. А тут еще такая постель! Кажется, даже перина.
Ванюша только что вернулся с обхода. Надо было посмотреть, как разместились люди, всем ли тепло, удобно. Все оказалось лучше, чем он ожидал; каждый пулеметчик обеспечен отдельной постелью. Разместились по двое-трое в комнате в крайних трех домах селения.
Но ухо нужно было держать востро: первый ночлег на немецкой земле. Это не Лотарингия, где каждая семья считала за честь взять к себе солдата и с особым вниманием обставить его ночлег. Тут надо было соблюдать осторожность.
Но все, кажется, устроилось как нельзя лучше. Вскоре подошли кухни, раздали людям вино и хороший сытный обед. Солдаты проявили любезность и пригласили отобедать с собой хозяев. Обед проходил сначала настороженно, но вскоре все размякли, расчувствовались. Немцы были поражены тем, что у легионеров в достатке белый хлеб. Они, оказывается, давно не видели хлеба, а вместо него ели брюкву, картофель и квашеную капусту. Теперь немцы набросились на хлеб и в свою очередь щедро угощали солдат хорошим рейнским вином. Женщины старались отдавать хлеб детям и особенно были рады сахару, которым их угощали солдаты...
Ну а после доброго ужина — на покой. Ванюша поднялся в свою комнату в сопровождении хозяйской дочери Эльзы. Она шла впереди, постукивая своими деревянными сандалиями по ступенькам, такая ладная, пухленькая, даже не верилось, что в ее семье давно не ели хлеба. Может быть, молодость, брала свое, да, наверное, и мама отрывала от себя лучший кусок для дочери...
Эльза взбила пышную постель и стала возиться с печуркой, разжигая в ней уголь. Вскоре комната наполнилась теплом...
— Вам хорошо будет спать, — сказала Эльза и застенчиво опустила белокурую головку.
Она заметила расстегнутую пуговицу на своей полной груди и стала торопливо ее застегивать.
— Гутен нахт. — Девушка пристально взглянула на Ванюшу своими большими голубыми глазами из-под длинных ресниц.
Ванюша понял этот взгляд, и лицо его залила краска стеснения. Но он справился с минутной растерянностью и спокойно произнес по-французски:
— Большое спасибо.
— Гутен нахт, — повторила девушка и медленно, будто нехотя, вышла. На пороге она все-таки остановилась: — Не закрывайте дверь, я еще приду поправить уголь в печке...
Ванюша слышал, что Эльза пошла к Виктору. В соседней комнате звякнула заслонка — там разжигали печку, потом Ванюша услышал оживленный разговор. Виктор довольно свободно говорил по-немецки, и они с Эльзой быстро нашли общий язык... Вскоре Ванюша заснул, утонув в перине, — не часто дается такое солдату!
Проснулся он, когда было уже светло. В комнатке посвежело: печка давно потухла, а Эльза, очевидно, так и не приходила поправить уголь: в корзинке было столько же брикетов, как и вечером... Ванюша сладко потянулся, вспоминая вечер и то, как Эльза разжигала уголь в печурке... И вдруг он услышал тихие, крадущиеся шаги, которые удалялись по коридорчику от двери соседней комнатки. Предательски заскрипела лесенка... «Виктор ходит не так, а твердо, по-солдатски», — подумал Ванюша. И действительно, вскоре он услышал за стеной крепкие мужские шаги, а потом всплески воды под умывальником.
2День выдался хороший, сухой, временами из-за туч пробивалось солнце, что редко случается здесь в начале декабря. Пулеметчики просушили чехлы от пулеметов и свои нехитрые пожитки, приготовили все для продолжения похода. Они хорошо отдохнули и даже помылись под походным душем.
И вот уже гремит марш на плацу города Кайзерслаутерн. Командир дивизии, окруженный свитой алжирских сипаистов, с их белыми бурнусами среди расцвеченных орденами знамен, на арабском коне, гордо выдвинувшись вперед перед ратушей, пропускает свои полки. Все проходит торжественно и все-таки как-то казенно, нет тех приветствий, которые были в Шато-Салене, торжественность подчеркивается здесь германской суровостью. Да иначе и быть не может: Бавария не привыкла встречать французов победителей.
Марокканская дивизия вступает в горы, покрытые лесом. Дорога идет в ущелье, вдоль небольшой речушки Изенах. Вокруг царственный покой, лес стоит тихо, не шелохнувшись, людей не видно, только разбросанные кое-где аккуратные охотничьи домики напоминают о том, что лес обжит. Здесь всюду охотничьи угодья, изобилующие зверем и птицей.
В ущелье раздаются бодрые солдатские русские песни, их отзвуки, повторившись в многократном эхе, затихают далеко в горах. Пулеметчики идут не особенно стройной колонной и любуются красотой этого края. Все понимают, что лес великолепен, но родные места все же манят своей собственной неизъяснимой прелестью.
— Нет, братцы, — говорит Виктор, — у нас на Урале, к примеру, куда красивее. Там дышится легче, воздух такой сладкий, что прямо в чай клади... А ручьи... Разве такие, как здесь?! У нас они чистые, каждый камешек видно, и холодные-холодные. А какая вкусная вода!..
— Шо там Урал, хиба е шо краще Украйны, — отозвался шагающий рядом Степаненко. — Любую речку взяты, так она хиба така, як о цей Изенах чы там ще яка. А Днипро велыкий и шырокий, хиба з ным сравняется якый-нибудь Маас, або Рейн, чы яка-нибудь Марна. Тфу! Хиба це ричка, а так якись ривчачок.
— Правильно, правильно кажышь, мий друже, — отозвался Ванюша и глубоко вздохнул.
Душа его донельзя истосковалась по родине, и в его представлении не было лучше, богаче и красивее страны, чем Украина, шумящая своими садками, левадами и лесами, золотая от бескрайних полей спелой пшеницы. А кручи, кручи какие над Днепром! Разве сравнятся с ними здешние горы?! Конечно, они тоже красивы, но нет, куда им против днепровских круч! Правда, тут дороги лучше и села все каменные, строения добротные, но крыши все островерхие, черепичные, негде и аистам приспособиться со своими широкими гнездами, а они ведь счастье с собой приносят...
Но вот впереди загремела музыка. Барабаны четко и часто отбивали такт. Колонна входила в Бад-Дюркхейм, расположенный на выходе из лесистого Хардта. Тут горы обрывались и начиналась обширная долина Рейна, действительно широкого и могучего, каким и воспевают его немцы в своих песнях. По его берегам раскинулись большие промышленные города. Вот впереди дымит своими заводами Людвигсхафен, а по другую сторону еще более крупный Мангейм. Это по сути дела один город, но с разными названиями: оба составляют единый экономический и промышленный комплекс, славятся своей химической промышленностью, знаменитыми красками, табаком, вином, автомобилями, станками и бумагой, оба составляют конечный порт крупного речного судоходства.
