Николай Японский - Дневники св. Николая Японского. Том ΙV
17/30 апреля 1901. Вторник.
Прибыл о. Павел Косуги из Токусима, на Сикоку. Зачем? Жену положить в госпиталь. Телеграфировал ему, в ответ на его телеграмму, что должен он отправиться в Токио: «Не нужно Вам сюда, будьте покойны; жена будет принята в госпиталь». Где же послушаться? Не обратил внимания! На его желание видеться со мной сегодня я ответил, что «он прибыл по своему частному делу, пусть и исправляет его; мне некогда».
Да и действительно некогда: сижу за переводом; к тому же день расчетный, поминутно входят за деньгами.
Был русский: барон Борис Александрович Таубе, подполковник, начальник штаба у адмирала Алексеева в Порт—Артуре, с супругой. Давно и как близко служит от Японии и о Миссии — ни малейшего понятия! Иностранцы несравненно более интересуются нашею Миссиею, чем русские. Обидно не за Миссию, а за русских.
Был Николай Николаевич Бирюков, что из Сеула. Этот несколько лучше смотрит на корейцев, чем Павлов. Хвалил усердие и добрую душу некоторых из своих учеников, которых у него ныне в училище сорок. Один из воспитанных им ныне уже профессор корейского языка в Восточном институте во Владивостоке.
18 апреля/1 мая 1901. Среда.
Был Павел Косуги, катихизатор в Тоёсакай, в Симооса, просил катихизатора для Яцимата–мура, селения в 5 ри от Тоёсакай, с тысячью домов населения. Его туда звали на проповедь; он был и нашел много слушателей. Но послать туда, конечно, некого; он же пусть и проповедует там; по чугунке всего час езды от Тоёсакай.
19 апреля/2 мая 1901. Четверг.
Учащиеся имели рекреацию. Семинаристы и ученики Катихизаторской школы справляли ее в Асакаяма, куда им отвезли и обед, по обычаю, да еще на пятнадцать человек лишних — учителей, катихизаторов и прочих гостей из города, из служащих Церкви, 5 ен дал на кваси; большую часть сих денег они употребляют обыкновенно на призы во время их игр.
Мы с Накаем до обеда и вечером, как всегда, переводили. А после обеда, в час, отправились в Уено, на выставку, посмотреть те вещи, которые возили в прошлом году на Парижскую выставку и которые теперь здесь выставлены на короткое время для осмотра публикой. Вещи все — почтенной древности и отличного производства. Жаль только, что не надписаны годы их происхождения, хоть приблизительно, — было бы несравненно интересней. Поражает упадок ныне японской живописи сравнительно с выставленными превосходными картинками древнего производства.
Вернувшись с выставки, съездил в Imperial Hotel сделать визит Александру Ивановичу Павлову, Бирюкову и сегодня приехавшему и остановившемуся там же Павлу Степановичу Попову, пекинскому драгоману, которого лексикон здесь печатается; он был у меня, когда я отлучался на выставку.
20 апреля/3 мая 1901. Пятница.
О. Петр Кано, из Хакодате, пишет, что Евграф Кураока, отправляющийся на Камчатку, просит меня «для удобства сношений там с русскими (коосай–но бенрино тамени)» написать ему свидетельство, что он христианин. — Отвечено, что если б просил для того, чтобы участвовать там в таинствах Церкви, то свидетельство следовало бы дать: хакодатский священник должен бы был снабдить его этим свидетельством. Но так как Евграф просит совсем не для церковной нужды, то и совсем свидетельство не нужно, — Хочет посредством моего свидетельства добыть там привилегию на рыбные ловли, или что–либо в этом роде; словом, злоупотребить, как когда–то злоупотребили сим на Сахалине, отчего произошла потом в Хакодате между христианами неурядица, в которой деятельное участие принимал этот же самый Евграф, по своей ссорливости и злоязычию дряннейший из хакодатских христиан, несмотря на то, что с пеленок воспитан Миссиею.
21 апреля/4 мая 1901. Суббота.
Утром, во время перевода, являются две русские воспитанницы, учившиеся в Католическом женском монастыре здесь, на Цукидзи, дочери инженерного полковника Языкова в Хабаровске — Вера, девятнадцати лет, и младшая сестра ее, очень встревоженные, со слезами на глазах, и рассказывают следующее: «Первого мая они вместе с своей старшей сестрой Марией, которой без двух недель двадцать один год, отправились из монастыря домой, в Хабаровск; для того сели в Иокохаме на пароход, идущий в Кобе. Проводила их на судно монахиня; по уходе ее Мария сказала сестрам, что «у нее голова болит, поэтому она запрется в своей каюте, чтобы не беспокоили ее». Часа через три, когда они уже были в море, хватились они сестры, но ее и след простыл: ни в каюте, нигде на судне не нашли ее, а нашли письмо, адресованное к сестрам, в котором она объясняет, что уходит в католичество, потому оставляет их, просит не искать ее, ибо никак не найдут — она не останется в Японии. Крайне опечаленные этим сестры в Кобе сошли с парохода и по железной дороге вернулись в Токио, и вот пришли ко мне просить выручить их сестру от католических монахинь; жаловались, что они совратили ее, что все приготовили к ее побегу, что теперь они — сестры — поняли, для чего Мария взяла себе отдельный от них паспорт, для чего монахиня отдельно указала ее багаж, для чего покупала ей темные очки» и прочее.
Я, к сожалению, ничем не мог непосредственно помочь им. Со мной, вероятно, эти фанатики в Католическом монастыре и разговаривать бы не стали. Потому я отправил их к посланнику, а вслед за ними и сам отправился к нему. Александр Петрович Извольский горячо принял их дело; но тотчас же изъявил сомнение, чтобы можно было вернуть украденную монахинями — вероятно, ее уже успели спровадить из Японии. Он оставил девиц у себя и обещал немедля предпринять все, что возможно, а после известить меня о том, что сделано.
В три часа посланник, действительно, приехал ко мне и рассказал следующее: был он у монахинь; начальница и две сестры приняли его. Первая с изумлением приняла рассказ о похищении и, по–видимому, не знала о нем; по лицу же сестер, особенно той, которая совращала Марию, прямо было видно, что они знают и устроили все; но, конечно, зареклись во всем. Посланник им сказал, что «прямо винит их в исчезновении их воспитанницы, которая была поручена им и которая теперь где? Быть может, в каком–нибудь непотребном месте, по их вине. Вина их тем больше, что воспитанница несовершеннолетняя, не могущая распоряжаться собою. И потому пусть они найдут ее и доставят в Посольство или скажут, где находится. Будет он ждать до девяти часов завтрашнего утра их ответа, и если не будет удовлетворен, то отнесется к японскому Правительству, чтобы пропавшую искали по всей Японии». — С этой угрозой посланник оставил монахинь, потом был у французского посланника с просьбою его содействия найти похищенную французскими монахинями.
