Борис Минаев - Ельцин
Это была красивая идея. Но ее подоплекой, говоря по совести, была причина, о которой Чубайс упоминает «через запятую», — отсутствие на тот момент в стране реальных денег.
Простой пример — в 1994 году «Норильский никель» продавался примерно за 200 миллионов долларов. Казалось бы, смехотворная сумма по сегодняшним меркам. Но и эту сумму с трудом удалось собрать группе В. Потанина. А когда его компания пришла на предприятие и увидела, в каком оно состоянии, новые собственники обратились в правительство РФ со следующей идеей: деньги оставьте себе, но и предприятие возьмите обратно! Сделать его рентабельным в тот момент не представлялось возможным. А других покупателей просто не было…
Завод в 1994 году стоил именно столько, и это еще была хорошая цена.
Связьинвест три года спустя, в 1997-м, ушел на открытом аукционе уже за 1 миллиард 875 миллионов долларов. За эти три года в России появились собственники, у них появились деньги. Но этого времени надо было дождаться. Даже если бы к приватизации были допущены иностранные компании без всяких ограничений — это тоже не решило бы проблему. Тогда, в начале 90-х, иностранцы инвестировали в нашу промышленность очень неохотно и осторожно (пример: Сибнефть, которую в 1997 году отказалась покупать французская компания), да и политический риск продать чуть ли не всю экономику в чужие руки казался слишком острым.
Итак, была предложена следующая схема.
Всем гражданам, включая детей, за плату в 25 рублей предлагалось получить приватизационные чеки номинальной стоимостью в 10 тысяч рублей. Каждый гражданин имел право продать свой чек без ограничений; участвовать в чековых аукционах, где чеки обменивались на акции приватизированных предприятий; вложить его в чековые инвестиционные фонды. Рабочие приватизируемых предприятий, кроме того, могли использовать чек для покупки акций своего предприятия в ходе закрытой подписки.
А вот что происходило с самими предприятиями.
«Первоначальный вариант льгот (для работников предприятия и для его руководства. — Б. М.) состоял в том, что 25 процентов привилегированных (без права голоса) акций предприятия бесплатно распределялось среди работников. Кроме того, члены трудового коллектива имели право приобрести еще 10 процентов обыкновенных (голосующих) акций за деньги, но с 30-процентной скидкой… А руководству оставалось еще 5 процентов, но уже без скидок.
Несмотря на то, что уже первый вариант был беспрецедентен в мировой практике (с точки зрения льгот трудящимся и управленцам. — Б. М.), давление на правительство продолжалось», — пишет Чубайс.
Конечный вариант выглядел так. Работники предприятия получали 51 процент голосующих акций, то есть контрольный пакет. Все акции надо было выкупать по цене, в 1,7 раза превышающей номинальную. Акции приобретались отдельными работниками, а не на имя «всего коллектива». То есть дальше их можно было продавать.
Это был компромисс с директорским лобби. Но компромисс, который устраивал правительство, Чубайса, Ельцина. Потому что происходило главное — в России появлялась частная собственность. «Вся борьба сводилась уже к выторговыванию особых схем приватизации, смысл которых, как правило, заключался в том, что директор хотел получить еще больше собственности, чем предписывали правила».
Но и этого было мало.
«Под их (директоров. — Б. М.) ожесточенным давлением появился третий вариант приватизации: на предприятиях средних размеров руководство получало право выкупать 40 (!) процентов акций по очень низким ценам. С огромным трудом удалось исключить из этой схемы крупные предприятия, мотивируя это тем, что превращение в один прекрасный день тысяч директоров в мультимиллионеров спровоцирует народный гнев».
Отметим и вторую особенность приватизации по-российски: «красные директора» добились немыслимых, беспрецедентных льгот в ходе приватизации. Чубайс в книге, посвященной истории приватизации, мучительно размышляет: а стоило ли? Не слишком ли высока была цена?
И приходит к выводу: если бы не пошли на уступки, приватизации не было бы вообще. Из общей программы приватизации были исключены железнодорожный транспорт, аэрокосмическая промышленность, топливно-энергетический комплекс, учреждения здравоохранения и образования, значительная часть предприятий оборонной промышленности ит. д.
И даже этот закон Чубайсу удалось провести через Верховный Совет (обсуждение закона о приватизации шло начиная с 1992 года) с невероятным трудом. А когда он был принят, началась новая история — в различных регионах России местные элиты начали сопротивляться. Чубайс описывает первый аукцион в Нижнем Новгороде, куда они приехали вместе с Гайдаром. Здание, в котором должен был проходить аукцион (продавались первые небольшие предприятия), окружила толпа. Причем толпа далеко не пролетарского вида, это были сытые, хорошо одетые, вполне цивильного вида граждане. Сквозь них Гайдар и Чубайс прорывались едва ли не с кулаками. В результате получился первый образцово-показательный аукцион.
По-другому пришлось бороться за приватизацию в Челябинске. Здесь Чубайс уединился с руководителем областного Совета Суминым, который запрещал проведение аукционов и торгов в своей области, и жестко надавил на него: «Хотите войны? Будет война!» Сумин в конце концов уступил.
Юридические уловки, административный нажим, целая система компромиссов, каскад хитроумных приемов — пришлось пойти на всё, чтобы первый этап приватизации начался.
Но наиболее драматический случай в истории приватизации связан с 93-м годом. Несколько миллионов приватизационных чеков (ваучеров) Госкомимущество отдало в хранилище при московской мэрии. В это время воровство ваучеров было массовым явлением, и команда Чубайса выбрала, как им казалось, самое надежное место в столице. Каков же был шок, когда российские приватизаторы узнали о том, что здание захвачено восставшим Верховным Советом! «Я требовал у Лужкова броневики, — пишет Чубайс, — чтобы отбить здание хоть на несколько часов, ничто другое меня в этот момент не волновало». Но никаких броневиков у Лужкова в тот момент не было. Спасла случайность: перед дверью, ведущей в хранилище (на двери висел «простой замок»), кто-то догадался поставить вешалку. Боевики дверь просто не заметили… «Пока на верхних этажах растаскивали компьютеры и срезали телефоны, ваучеры общей стоимостью приблизительно в 20 миллионов долларов никто не тронул».
В 1994 году, когда должен был завершиться первый этап приватизации («ваучерная приватизация»), возник новый кризис. Биржевая цена ваучера резко упала. Он стоил примерно три с половиной тысячи рублей, в то время как изначально его рыночная цена была объявлена, напомню, в десять тысяч. «Критический момент в ходе чековой приватизации, — пишет Дмитрий Васильев, — возник в январе 1994 года. Тогда выяснилось, что в ходе аукционов собрано очень мало чеков. Предприятия в большинстве своем не торопились участвовать в ваучерной приватизации. Все надеялись: а вдруг пронесет?» Машиностроители, нефтяники, металлурги, предприятия ВПК вели себя очень агрессивно. Однако к лету ситуация изменилась. Региональные чиновники в итоге испугались срыва программы приватизации. Был составлен список приватизируемых предприятий, которые к 1 июля были проданы.
